Досада коснулась сердца, но я кивнул, соглашаясь.

* * *

Одна из кроватей оказалась довольно широкой, и мы с лекарем разместились на ней почти с комфортом. Кэрлайл заснул быстро, очень скоро я услышал его размеренное дыхание, но сам никак не мог перестать думать, пялясь в темный потолок.

Прежде всего хотелось понять, кого я видел в доме. Если мне явился призрак, почему никто другой не заметил? К тому же девочка показалась мне смутно похожей на Эмму. Те же зеленые кошачьи глаза и упрямая гримаса, которой она одарила меня при первой встрече. Неужели это и правда была она, только много лет назад?

Выходило – и в самом деле.

Мне отдали ее сердце, чтобы я жил.

А ей, похоже, оставили то, которое осталось от меня. Раненное на охоте. Умирающее.

Что там говорила старуха кочевая? Она нашла Эмму у дороги и сумела отмолить ее жизнь, а после буквально удерживала на этом свете собственной любовью.

Мысли то становились ярче, заставляя осторожно, чтобы не разбудить спящего Кэрлайла, ворочаться на неудобной кровати, то почти затухали и менялись, перескакивая с одной на другую.

Вспомнились откровения Эммы о том, что чтобы продолжать жить, ей нужен новый покровитель. Она так и сказала, не произнеся ни разу слово «любимый». Странное условие о том, что кто-то должен любить саму Эмму, не требуя ответных чувств. Но я вполне мог бы стать таким покровителем.

Отчего-то мне казалось, что я справлюсь. Это будет справедливым. Если я забрал ее сердце, то мне ее и спасать. Тем более Эмма мне нравится. Даже больше чем нравится.

Любовь ли это, я не знаю, ведь никогда ранее мне не доводилось испытывать это чувство.

Не считая того, что я ощущал к Таисии.

Сейчас, осознавая все полностью, я понимал – никогда ее не любил, а испытывал наведенное колдовство и страсть.

У меня будто отключалась голова, когда невеста появлялась рядом, и думал я другими местами.

А раз мое сердце было свободным, то я обязан спасти Эмму.

Только жаль, старуха кочевая не оставила инструкций, как все должно произойти.

Мне придется открыто заявить Эмме о своем серьезном намерении стать для нее тем, кто заставит ее сердце биться дальше, или она должна самостоятельно принять решение?

А если она выберет Кэрлайла? Нет, такого допустить точно нельзя! Только со мной она сможет стать по-настоящему счастливой. Я же король. Со мной будет надежно и спокойно.

Я даже не сомневался в ее выборе.

* * *

Наутро у меня болели все кости, даже те, о существовании которых я не подозревал. Зато Кэрлайл чувствовал себя прекрасно. Он успел где-то раздобыть ведро воды и теперь с фырканьем и брызгами умывался, раздевшись по пояс. Я был равнодушен к мужской красоте, но не мог не отметить хорошо сложенную фигуру лекаря. Наверняка своим торсом он вскружил немало женских головок. Надо будет ему намекнуть, чтобы оделся до появления Эммы.

– Доброе утро, ваше величество, – поприветствовал он, когда я вышел из спальни, аккуратно прикрывая за собой дверь. Эмма сладко спала, и тревожить ее сон не хотелось. – Я вас разбудил?

– Нет, – соврал я и поморщился, как от зубной боли. – Где ты все это нашел?

– Ведро? – Кэрлайл уставился на деревянную бадейку. – Хозяева бросили дом со всем содержимым, а вода из колодца во дворе. Жаль, еды никакой не оставили, но я успел перекинуться парой слов с местным крестьянином, он пообещал нам пару яиц и крынку молока.

– У нас почти не осталось денег. – Я похлопал себя по карманам.

– Расслабьтесь, вы не во дворце, здесь совсем иные ценности. Узнав, что я доктор, он попросил посмотреть ему руку. Так что услуга за услугу.

Я хотел ответить, что не стоит так открыто говорить всем подряд о своей работе, но не успел – из спальни вышла Эмма. Лицо ее казалось чуть припухшим, глаза покраснели, верхняя губа едва заметно вздрагивала. Девушка плакала.

– Что случилось? – Вопрос мы с Кэрлайлом задали одновременно.

– Все в порядке, – шмыгнула носом Эмма и попыталась покинуть дом.

Я подхватил ее под руку у самого выхода, развернул за плечи к себе и посмотрел в лицо. Она старательно отводила взгляд, но оставлять ее в таком состоянии я не собирался, поэтому аккуратно взял за подбородок, заставляя смотреть прямо на меня.

– Расскажи, что произошло. Кто тебя обидел?

Вопрос получился довольно глупым, если учитывать, что кроме нас троих в доме никого.

– Этот дом… – Вздох девушки оборвался всхлипом, она вывернулась из моего захвата и, закрыв лицо руками, разрыдалась, сквозь слезы повторяя одно слово: – Дом… Дом… Дом…

Не знаю, как Кэрлайл, но я совершенно не умел успокаивать плачущих девиц. Что с ними делать в такой момент? Какие подбирать слова? И нужно ли это делать?

Лекарь, скорее всего, разделял мои пробелы в данной области, потому как продолжал стоять истуканом, не предпринимая попыток вмешаться.

Эмма успокоилась сама. Просто вдруг перестала плакать, будто кто-то невидимый велел ей прекратить. Она села на лавку, сцепила руки в замок, уперев локти в стол.

– Этот дом… – Голос ее слегка охрип, но уже не срывался и не дрожал. – Я, кажется, узнала его. Возможно, я бывала здесь раньше, ведь мы с Агве много путешествовали по королевству, но никогда я не привязывалась к местам. Этого дома и вовсе не помню, просто кажется, что он многое для меня значит, мне хорошо здесь и одновременно страшно и горько.

Меня будто под дых ударили. Эмма ощутила странности этого места, стоило нам приехать сюда. Так может… Нужно немедленно проверить!

– Куда ты, Ричард? – Я не сразу понял, что Эмма назвала меня просто по имени, даже хотел вернуться и спросить почему, но ноги сами несли на улицу.

Я миновал двор, отошел на некоторое расстояние, чтобы видеть дом полностью, и похолодел.

Ошибки быть не могло. Тот самый дом, который я рисовал, находясь будто в бреду. Вот он – лес, почти подобравшийся к стене домишки, здесь у крыльца должны стоять трое людей и худая корова.

Я схватился за голову, виски ломило, хотелось упасть на траву и кататься по ней, выдавливая из себя боль по капле.

Между этим домом и соседним оставалось большое пространство, выглядело оно неестественно, словно вырвали больной зуб. Только зубом раньше служил еще один дом, его часть я изобразил на той картине.

Так где он сейчас?

Эмма с Кэрлайлом вышли на крыльцо, на меня они смотрели как на то приведение, что явилось мне прошлой ночью.

Картинка плыла перед глазами, искажалась, стирая лекаря, оставляя на его месте высокого, коренастого мужчину с черной окладистой бородой; призрачная женщина рядом с ним держала за руку Эмму… Только теперь она сделалась ниже ростом, и лицо тоже изменилось, превращая молодую, красивую девушку в ребенка. Серое платье на девочке казалось совсем ветхим, зато чистым и аккуратно залатанным во многих местах.