В десятилетия после окончания Второй мировой войны бизнес создал целый ряд радиопередач и популярных журналов, в которых были представлены идеи Людвига фон Мизеса, Фридриха Хайека и других неолиберальных мыслителей. Например, Говард Пью, президент Sun Oil, финансировал радиопередачу Джеймса Файфилда Freedom Story и журнал Билли Грэма Christianity Today. Эти платформы объединяли хайековские концепции свободного рынка с более широкими социальными и моральными темами и образовывали сеть поддержки консервативных активистов. Средства шли и в либертарианские мозговые центры, например, American Enterprise Institute, чтобы привить идеи свободного рынка и ненужности государства журналистам и лицам, определяющим политику.

Состоятельные деловые лидеры — сторонники свободного рынка — согласованно пытались повлиять на мнение ученых. Например, промышленник Джон Олин основал фонд имени себя, потративший с 1960 по 2005 год сотни миллионов долларов на выработку и распространение «права и экономики» как юридической дисциплины. Он же оплатил большинство первых программ и стипендий в этой области. Директор Olin Foundation объяснял, что право и экономика выглядят нейтрально, но дают «философский импульс в направлении свободных рынков и ограничения полномочий правительства», и что это позволяет предоставлять стипендии будущим юристам, не сталкиваясь с отпором деканов университетов. Ведущие вузы, в том числе Гарвардская и Колумбийская школы права получили существенную материальную поддержку для создания новых программ в области юриспруденции и экономики: расчет был на то, что они повлияют на другие учебные заведения.

Чарльз и Дэвид Кох, единственные владельцы Koch Industries и одни из богатейших людей в Америке, вплоть до смерти Дэвида де-факто руководили непрерывными попытками уменьшить размеры правительства США и его власть. Теперь этот флаг несет один Чарльз. Все 1980-е и 1990-е годы братья финансировали различные организации, боровшиеся с попытками регулировать защиту окружающей среды, законами о нормировании выбросов и торговле квотами, а также с реформой здравоохранения. Начиная с 2003 они два раза в год проводили «семинары», на которых состоятельные люди — во многом лидеры бизнеса — проникаются идеями ультрасвободного рынка и знакомятся с практическими стратегиям его внедрения на уровне политики. К 2010 году мероприятия регулярно посещало свыше двухсот состоятельных благотворителей. Сеть ставит перед собой задачу сокращения налогов, блокирования или устранения регулирования бизнеса, сокращения финансирования государственного образования и социальных инициатив, подрыва государственных и частных профсоюзов, ограничения упрощенной регистрации избирателей и сокращения дней и часов для проведения выборов. Она продолжает процветать и регулярно инвестирует в генерирование новых идей, исследования и изменения в высшем образовании. Больше всего усилий было направлено на создание «универсальной федерации организаций» Americans for Prosperity. Ее члены вкладывают средства в рекламу, лоббирование и агитацию на низовом уровне. К 2015 году федерация имела бюджет в сто пятьдесят миллионов долларов и пятьсот человек персонала. В том же году с сетью братьев Кохов было аффилировано семьдесят шесть процентов новых правых политических организаций, а через связанные с ними консорциумы проходило восемьдесят два процента финансирования, не связанного с партиями .

Таким образом можно понять, что вера в то, что государство активно приносит вред и представляет собой сборище бездушных бюрократов, высокие налоги и бесконечное регулирование, как минимум частично связана с кампанией, которая продолжается уже более полувека. Это восприятие отражает момент, в котором мы сейчас находимся, а не роль государства — потенциальную и фактическую — в создании справедливого и устойчивого общества. Правительство обвиняют в двух грехах: склонности к тирании и, особенно, в стремлении подменить свободный рынок государственным контролем или центральным планированием, а еще в безнадежной отсталости и неэффективности. Тиранические и плохо работающие государства действительно встречаются, однако они не всегда являются таковыми, и совершенно не обязательно будут такими в будущем.

Конечно, вопрос о том, какая политическая система в наибольшей мере способствует экономическому росту и благосостоянию общества, очень спорен. В 1980-х и 1990-х годах политическая мысль как в развитых, так и в развивающихся странах была сосредоточена на роли свободных рынков в стимулировании процветания и роста политических свобод. Глобальное развитие во многом осуществлялось в соответствии с «Вашингтонским консенсусом», системой взглядов, в центре которой стоит свободный рынок как важнейший фактор роста. Влиятельные организации, например, Всемирный банк и Международный валютный фонд (МВФ), следуя этой идеологии, побуждали развивающиеся страны проводить далеко идущую дерегуляцию и приватизацию, открывать национальный рынок для глобальной торговли и разрешать свободное движение капитала. Это считалось фундаментом развития, а здоровью местных политических или социальных институтов не уделялось особенного внимания.

Теперь ясно, что это была ошибка.

Опыт показал, что многие государства, следовавшие Вашингтонскому консенсусу, справились далеко не так хорошо, как предполагалось. В частности, в постсоветской России быстрая либерализация рынков сменилась скатыванием в крайнюю форму кумовского капитализма, в то время как «азиатские тигры» — в особенности Тайвань, Сингапур и Южная Корея — построили экономический успех на сочетании развития своих рынков и мощного государственного вмешательства. В одной работе 2000 года было показано, что среди бывших колоний разница в политическом и социальном устройстве объясняет примерно три четверти различий в доходах на душу населения. Это породило поток дальнейших исследований . Впоследствии удалось подтвердить то, что никогда не переставали повторять историки и политологи: наличие свободного рынка зачастую бывает крайне полезно для экономического роста и социального благополучия, но и то, и другое критически зависит и от уймы других институтов.

В отношении столпов любой успешной системы среди ученых теперь сложилось удивительное единодушие. Они выделяют режимы «открытого доступа», основанные на «инклюзивных» институтах — такие как Германия, Чили, Южная Корея и Соединенные Штаты, — и «закрытые» режимы, основанные на «экстрактивных» институтах, как это происходит в России, Венесуэле, Анголе, КНДР и Туркмении.

Различие между инклюзивными и экстрактивными институтами впервые подчеркнули Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон в книге «Почему одни страны богатые, а другие бедные»[26]. Инклюзивные экономические институты они определили как способствующие эффективной работе свободного рынка, а инклюзивные политические институты — как те, благодаря которым общество может участвовать в политических процессах и контролировать правительство. Экстрактивные институты, в свою очередь, концентрируют политическую и экономическую власть в руках элиты.