«Хорошо еще, что здесь по-настоящему больших обезьян нет, – подумал Мангуст. – Ни гориллы, ни бабуины, ни орангутанги, ни шимпанзе в Южной Америке, к счастью, не водятся. Вся эта мелкота только возмущаться может, а вот горилла, например, могла бы и к более решительным мерам перейти».

Но самыми крупными из здешних обезьян были именно ревуны, которые весят не больше шести-семи килограмм, а это совершенно не опасно. Мангуст около минуты сидел спокойно, давая животным время немного привыкнуть к себе и осознать, что зла он им не желает. Минуты хватило – звери и птицы успокоились. Вернулся к своим делам даже осторожный саки-монах – небольшая рыжеватая обезьяна, с головой и плечами, покрытыми длинными волосами, наподобие монашеского капюшона, за что этот примат и получил свое название.

Мангуст осторожно двинулся вперед. Перемещаться по второму ярусу оказалось совсем нетрудно – и ребенок бы справился. Толстые ветви деревьев переплетались, образуя кое-где подобие плетенки, за толстые лианы можно было держаться, в общем, никаких проблем.

Мангуст не торопился. На то, чтобы подобраться к засаде, у него ушло минуты две, даже чуть побольше. Но зато никто из партизан даже не подумал поднять голову. Оказавшись прямо над головами герильерос, Мангуст еще раз тщательно все прикинул. Да, теперь он справится со стопроцентной вероятностью. У партизан просто нет шансов. Откидной приклад десантного «АК» Мангуст отсоединил еще до того, как влез на дерево. Теперь он взял автомат в правую руку, благо сил на то, чтобы одной рукой свободно работать «калашом», у него хватало с избытком, а во второй зажал нож. И прыгнул вниз.

Мангуст оказался в самом центре засады, он действовал молниеносно, не оставляя врагам ни единого шанса. «Калаш» выплюнул длинную очередь, скосившую одного из автоматчиков и типа с гранатометом. В ту же секунду одновременно с тем, как палец нажимал на спуск, нож в левой руке Мангуста пошел на замах. Блестящее лезвие описало полукруг и рассекло горло второму автоматчику, перерубив яремную вену, трахею, пищевод. Кончик ножа мерзко скрипнул о позвоночный столб. Партизан всплеснул руками и повалился на землю спиной вперед – из горла его фонтаном била кровь.

Четвертым и последним из оставшихся в живых партизан был пулеметчик. Но и он не успел ничего сделать. «RW-90» был слишком тяжел. Парень сделал отчаянную попытку перенаправить свое громоздкое оружие. Но поздно. Мангуст не зря нанес первый удар ножом не колющий, а режущий – после такого удара не нужно тратить время на то, чтобы вытащить оружие из тела убитого. Пулемет еще не проделал и половины необходимой дуги, когда нож с хлюпаньем вошел партизану в грудь – по самую рукоятку. Герильерос дернулся, побледнел и выпустил пулемет из ослабевших рук.

Дело было сделано. Но Мангуст не расслаблялся, он, пригнувшись к земле, осматривался. Нет ли еще кого поблизости? Многих погубило то, что они считали врагов полными идиотами. Партизаны вполне могли поставить еще одного часового спереди от своей позиции. Если это так, то он сейчас не выдержит, высунется...

Часовой ниоткуда не высунулся. Зато из леса с другой стороны дороги вдруг высыпали фигуры в камуфляже. И решительно рванули вперед, прямо на Мангуста. Времени на размышления было мало – считаные секунды. Но Мангусту этого хватило. Кто-то его переиграл. Продумал операцию на один ход дальше. Кто бы ни планировал нападение, он успел неплохо изучить экс-капитана спецназа ГРУ Андрея Турыгина. И понял, что у обычной засады шансов мало. Поэтому он приготовил второй эшелон – большой отряд, который должен вступить в бой, когда засада подвергнется нападению. Да, действительно большой! Мангуст беглым взглядом обвел наступающих – не меньше пяти десятков. Даже больше, пожалуй.

«Ладно, – промелькнуло в голове Мангуста. – Вы хотите войны? Вы ее получите!»

И он подхватил с земли пулемет. Ошибка в расчетах противника, кем бы он ни был, все же была. Он не предусмотрел, что засаду Мангуст вырежет практически мгновенно. План, видимо, строился на том, что возглавляемая русским группа вступит с засевшими в лесу герильерос в перестрелку, и будет этим скована. А уж тут-то к партизанам придет подкрепление. И нехилое – от такой толпы не отобьешься, будь ты хоть Рембо и Терминатором в одном флаконе.

Но вот того, что в тот момент, когда подкрепление выйдет из укрытия, в руках Мангуста окажется пулемет, враг не рассчитал. Андрей надавил на спуск.

Пулемет затрясся, выплевывая струю крупнокалиберных пуль. Наступающие покатились по земле – очередь из пулемета такого класса запросто может человека перерубить пополам. Она и перерубала. Герильерос были застигнуты огнем в самом неудачном для себя месте – на дороге, где и спрятаться толком было некуда. Кто-то попытался отступить обратно, в лес, кто-то, наоборот, изо всех сил рванул вперед, стараясь укрыться в сельве по другую сторону дороги, но большинство просто попадало на асфальт, надеясь, что их не достанет. Что ж, многих и правда не достало. Один попытался укрыться за раскуроченным «Плимутом», но тщетно – пули прошили машину насквозь, а в животе партизана образовалось отверстие такого размера, что кулак можно было бы без проблем просунуть. Он даже заорать не успел – умер от болевого шока.

Разумеется, Мангуст трезво оценивал свои силы. Патронов у него было далеко не бесконечное количество, да и вообще, даже с пулеметом одному против пяти десятков воевать не стоит. Именно поэтому он даже не пытался экономить патроны – высадил весь магазин тремя длиннющими очередями, после этого схватил гранатомет, выпустил гранату, целясь в то место, где залегло больше всего партизан, – попал, конечно. Церемониться с герильерос было нечего – все равно они вне закона. Если даже власти узнали бы об этих событиях, то Мангусту полагался бы не тюремный срок, а орден на грудь. Правда, орден Андрею был не очень-то нужен. Вместо того, чтобы стоять до конца и удостоиться посмертно награды от местного правительства, он бросился назад, в чащу. Главное было сделано – он выиграл время. Теперь герильерос решатся встать не раньше чем через минуту. Да и попрут вперед не так резво – он их неплохо кровью умыл. А нечего лезть на мирных людей, едущих по своим делам. В этих играх плата за ошибку – смерть. И все они это знали.

– За мной! – крикнул Мангуст Родригесу, залегшему метрах в пятидесяти от того места, где он расправился с засадой.

– Что там такое?

– Герилья! Много! Идут на нас! Нужно отступать!

Родригес прорычал несколько слов – общий смысл, в литературном изложении, заключался в том, что он очень сожалеет о своем решении отправиться в эту экспедицию. И не одобряет поведения самозваного командира.

– Хочешь – оставайся, – рявкнул Мангуст. – Попробуешь объяснить этим парням, что ты ни при чем!

Разумеется, этому совету Родригес не последовал. Он кинулся за Мангустом. Через минуту бешеного бега они встретились с остальными. Мангуст остановился. Коротко, рублеными фразами рассказал о том, что произошло. И, не давая людям времени на охи, ахи и обсуждение сложившегося положения, стал приказывать:

– Уходим в сельву. В самую глубину. Хрен они нас там достанут. До Сабремонте километров двадцать, не больше. И пешком дойдем.