Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, любовь к романтическим преувеличениям не угасла в одночасье. Поэма Лермонтова «Демон», которую я цитировала выше, была написана в 1829–1839 годах (то есть, уже после повести Погореловского), издана в отрывках в «Отечественных записках» в 1842-м и вызвала восторженные отзывы у читателей и критиков. Однако восторги эти немного поутихли в 1860-х годах, когда на смену романтизму пришел критический реализм. Теперь Лермонтова с его Демоном называли «кумирами провинциальных барышень». В конце же XIX века даже последним сентиментальные и романтические произведения казались смешными. Конечно, попади им в руки поэма Лермонтова, они, скорее всего, не смогли бы устоять перед обаянием его поэтического гения. Но произведение их гораздо менее талантливой подруги вызвало в них смешанные чувства:
«Этот рассказ – «Неравная пара» – обходит весь класс, и все плачут над ним! Мы, редакторы, в отчаянии: все плачут – значит, это хорошо? А мы все четверо, собравшись на первое редакционное собрание у меня, хохочем – тоже до слез. По крайней мере, у Мани, по обыкновению, рот смеется, а глаза плачут крупными слезами.
Мы – в полной растерянности.
– Что делать? – говорит наконец Лида. – Это же совершенный ужас! Безвкусица!
– Но все плачут! – замечает Варя.
– Еще грустнее: значит, ни у кого нет вкуса! Ну, что у нас там еще есть?»
Итак, уже в конце позапрошлого века даже провинциальным барышням было ясно, что «нарочитая красивость» и «нарочитая романтичность» – проявление безвкусицы, как и все нарочитое. Но это до сих пор неясно некоторым современным авторам. И в их произведениях мы можем прочитать:
«Жилет из черной саржи и рубашка с высоким воротником придавали его орлиным чертам лица совершенство».
«Когда корабли прибыли на остров, афинских девушек и юношей, среди которых был и Тесей, отличавшийся бесстрашным выражением лица и крупным телосложением, отвели в Кносский дворец».
«Вошла Ариадна, покрытая лишь тонкой шелковой накидкой, подчеркивающей великолепную стройность молодого тела. Ее божественные черные глаза загадочно блестели. Белоснежные руки держали острый меч с изумительной гравировкой на рукояти».
«Редкое у нас библейское имя – Ева – удивительно подходило к ее неординарной, полной контрастов внешности. Брюнетка, с ослепительно белой кожей и прозрачными зелеными глазами, она сводила Максима с ума точеностью своей фигуры, грациозной законченностью движений».
«И даже присутствие Клер с ее элегантными лодыжками не могло удержать его в гостиной».
«Она зарычала, изгибая свои совершенной формы губы, чтобы изобразить рычание».
«Он был на год-другой старше остальных: высокий, широкоплечий юнец, красивый, как лорд, с прекрасными зелеными глазами и тонкими губами, дергающимися сперва вниз направо и вверх направо». (Сардоническая улыбка? – Е.П.).
«Он пододвинул табурет под свои великолепные голени».
«Она прихлебывала ароматный напиток, задумчиво глядя на сумку, оставленную ей незнакомцем с нечеловечески диким взглядом».
Но, может, авторы просто не знают, как писать иначе?
Давайте обратимся за советом к классикам. Причем, к классикам, работавшим именно в реалистической манере. Например, к моему любимому Тургеневу. В статье «По поводу «Отцов и детей» он признается: «Я должен сознаться, что никогда не покушался «создавать образ», если не имел исходною точкою не идею, а живое лицо, к которому постепенно примешивались и прикладывались подходящие элементы. Не обладая большою долею свободной изобретательности, я всегда нуждался в данной почве, по которой я бы мог твердо ступать ногами».
Давайте посмотрим, как он рисует портреты героев в своей чудесной повести «Первая любовь». Главная ее «изюминка» – рассказ ведется от лица мальчика-подростка, который на всем протяжении повести не понимает, что происходит, а догадывается только в финале. Тургеневу нужно было построить свой рассказ так, чтобы читатель видел больше рассказчика. И он с этим справился! Но мы сосредоточимся именно на портретах.
Итак, повесть начинается с того, что герой вместе в родителями приезжает на подмосковную дачу. Его отец сыграет важную роль в последующих событиях, поэтому о нем и о его отношениях с сыном Тургенев рассказывает подробно.
И начинает с первой встречи Петра Васильевича (так зовут отца) с княжной Зинаидой, свидетелем которой оказывается его сын Володя:
«Мой отец всегда одевался очень изящно, своеобразно и просто; но никогда его фигура не показалась мне более стройной, никогда его серая шляпа не сидела красивее на его едва поредевших кудрях».
Итак, теперь мы знаем, что Петр Васильевич строен, изящен, что он одевается просто, но элегантно, и что он уже начал лысеть. Перед нами образ «стареющего денди», пытающегося удержать свою молодость. Немногими строками выше Тургенев пишет о родителях главного героя:
«Мой отец, человек еще молодой и очень красивый, женился на ней (матери Володи. – Е.П.) по расчету; она была старше его десятью годами. Матушка моя вела печальную жизнь: беспрестанно волновалась, ревновала, сердилась – но не в присутствии отца; она очень его боялась, а он держался строго, холодно, отдаленно… Я не видал человека более изысканно спокойного, самоуверенного и самовластного».
Так видит отца сын. Но мы уже знаем (Тургенев рассказал нам это между строк), что сам Петр Васильевич вовсе не так уж самовластен. У него есть противник, причем такой, борьба с которым безнадежна – время. Для Петра Васильевича очень важно выглядеть «очень молодым и очень красивым», поэтому он придает такое значение своей одеже. Но его намечающаяся лысина (не «благородная седина», а пошлая лысина) говорит ему о том, что он неизбежно проиграет.
Прототипом Петра Васильевича был отец самого Тургенева – Сергея Николаевич. Сохранившиеся портреты доносят до нас тот образ, в каком он, вероятно, и хотел сохраниться в памяти потомков. Стройный юный кавалергард (Сергей Николаевич участвовал в войне 1812 года и отличился храбростью в Бородинском сражении), туго затянутый в мундир, с напомаженными и уложенными в причудливые локоны волосами (без всякой начинающейся лысины).
Вот что Тургенев рассказывал о нем: «В «Первой любви»… я изобразил своего отца. Меня многие за это осуждали, а в особенности осуждали за то, что я этого никогда не скрывал. Но я полагаю, что дурного в этом ничего нет. Скрывать мне нечего. Отец мой был красавец; я могу это сказать потому, что я нисколько на него не похож – я похож лицом на мать. Он был очень хорош – настоящей русской красотой. Он обыкновенно держал себя холодно, неприступно, но стоило ему захотеть понравиться – и в его лице, в его манерах появлялось что-то неотразимо очаровательное. Особенно становился он таким с женщинами, которые ему нравились».
Далее Володя рассказывает о своем отце: