оглянулся. Длинноногий мировой судья размашистыми прыжками мчался через спортивную площадку, а калека что есть сил одолевал расстояние, которое отделяло его от арены; он напомнил мне краба, улепетывающего к своей норке в песке. До арены оставалось каких-нибудь двадцать ярдов, но где ему было! Когда минутой позже я оглянулся еще раз, туча пыли, поднятая нашей машиной, скрыла от меня Дювальевиль. Я ничего не сказал мистеру Смиту, так как он улыбался счастливой улыбкой, радуясь совершенному благодеянию; он, вероятно, уже предвкушал, как будет рассказывать миссис Смит об этом случае и как этот случай даст ей возможность порадоваться вместе с ним.

Когда мы проехали несколько миль, министр сказал:

— Туристский блок находится, конечно, в ведении министра общественных работ, и с министром по туризму тоже надо будет согласовать, но он мой личный друг. Если б вы пожелали договориться обо всем этом со мной, я бы сам позаботился, чтобы они оба тоже остались довольны.

— Довольны? — переспросил мистер Смит. Он был не так уж наивен, и хотя нищие в почтамте не произвели на него впечатления, Дювальевиль, как мне кажется, открыл ему глаза на многое.

— Я хочу сказать, — министр взял коробку сигар, лежавшую позади, — что вам вряд ли захочется принимать участие в нескончаемых переговорах по этому вопросу. А ваши соображения я мог бы сам изложить моим коллегам. Возьмите парочку сигар, профессор.

— Благодарю вас. Я не курю. — Шофер был курящий. Увидев в зеркальце, что происходит сзади, он откинулся на спинку сиденья и извлек из коробки две сигары. Одну закурил, а другую сунул в карман рубашки.

— Мои соображения? — сказал мистер Смит. — Если хотите их знать — извольте, вот они. По-моему, ваш Дювальевиль не совсем то, что понимаешь под словами «центр прогресса». Уж очень он у вас на отшибе.

— Вы предпочли бы строиться в самой столице?

— Мне придется пересмотреть свой проект, — ответил мистер Смит, и это было сказано с такой бесповоротной решимостью, что даже министр не нашел, чем нарушить наступившее неловкое молчание.

4

И все-таки мистер Смит не хотел сдаваться. Может быть, когда он вместе с женой переживал заново события того дня, помощь, оказанная калеке, снова утвердила в нем надежду — надежду на то, что ему удастся что-то сделать для рода человеческого. А может быть, это миссис Смит укрепила в нем веру, поборов его сомнения (задатков истинного борца в ней было больше, чем в нем). Он уже начал пересматривать свои суровые оценки, когда мы подъезжали к «Трианону», просидев в машине час с лишним в мрачном молчании. Ему не давала покоя мысль, что его можно упрекнуть в несправедливости. Он простился с министром социального благосостояния со сдержанной учтивостью и поблагодарил его за «очень интересную экскурсию», но, поднимаясь на веранду, вдруг задержал шаги и повернулся ко мне:

— Помните, как он выразился? «Они будут довольны». Я, вероятно, неправильно истолковал эти слова. Он меня возмутил, но ведь английский для него не родной язык. Он, видимо, вовсе не то имел в виду…

— То самое, можете не сомневаться, только получилось это у него уж очень откровенно.

— Должен вам сказать, что Дювальевиль произвел на меня не очень благоприятное впечатление, но даже Бразилиа и то не совсем… а ведь у них и техника и специалисты… Такие стремления сами по себе похвальны, даже если их не удается осуществить.

— По-моему, здесь еще не совсем созрели для вегетарианства.

— Мне тоже это приходило в голову, но, может быть…

— Может быть, сначала надо иметь побольше денег, чтобы как следует наесться мяса?

Он метнул на меня укоризненный взгляд и сказал:

— Поговорю обо всем с женой.

И удалился, оставив меня одного, по крайней мере так я думал, пока не вошел в контору и не увидел там британского поверенного в делах. Жозеф уже успел угостить его своим ромовым пуншем.

— Какой чудесный оттенок! — сказал поверенный, подняв бокал на свет.

— Это от гренадина.

— Я уезжаю в отпуск, — сказал он. — На будущей неделе. Пришел пожелать вам всех благ.

— Вы не пожалеете, что уехали.

— Да нет, тут интересно, — сказал он. — Интересно. Есть места и похуже.

— Может быть, в Конго? Но там люди скорее умирают.

— Как бы то ни было, — сказал поверенный, — а я рад, что, уезжая, не оставлю здесь своего соотечественника в тюрьме. Вмешательство мистера Смита принесло свои плоды.

— Его ли это заслуга? Мне кажется, что Джонс и сам вышел бы оттуда под всеми парусами.

— Интересно бы узнать, каким ветром дует в эти паруса. Не стану скрывать от вас, что меня запрашивали…

— Как и мистер Смит, он приехал сюда с рекомендательным письмом, и я подозреваю, что оно тоже было адресовано не тому, кому следует. Письмо, наверно, изъяли в аэропорту, а его самого тут же упекли. У меня сильные подозрения, не был ли адресатом кто-нибудь из военных чинов.

— Он явился ко мне третьего дня вечером, — сказал поверенный. — Я его совсем не ждал. Время было позднее. Я уже собирался спать.

— Я с ним не виделся с того самого вечера, как его выпустили. По-моему, его дружок, капитан Конкассер, считает меня не совсем благонадежной личностью. Ведь я присутствовал при том, как он не дал похоронить Филипо.

— У меня создалось впечатление, что у Джонса какие-то деловые связи с правительством.

— Где он поселился?

— Ему дали номер в «Креольской вилле». Вы знаете, что этот отель конфисковали? После отъезда американцев там поместили польскую миссию. Единственные гости, которые здесь были за последнее время. Но поляки тоже очень быстро уехали. У Джонса машина с шофером. Правда, шофер, судя по всему, исполняет также обязанности конвоира. Он тонтон-макут. Вы не знаете, какие у Джонса могут быть дела с правительством?

— Понятия не имею. Но пусть держит ухо востро. Когда садишься за стол с Бароном, надо запастись ложкой подлиннее.

— Я ему примерно то же самое и говорил. Но, по-моему, он многое понимает — это человек не глупый. Вы знали, что он был в Леопольдвиле?

— Да. Слышал как-то от него самого.

— Это выяснилось случайно. Он был там во времена Лумумбы {52}. Я запрашивал Лондон. По-видимому, из Леопольдвиля ему предложил уехать наш консул. Впрочем, это еще ничего не значит — из Конго многим предлагали выехать. Консул выдал ему билет до Лондона, а он сошел в Брюсселе. Но это, конечно, тоже не преступление… По-моему, ко мне он явился затем, чтобы выяснить, вправе ли британское посольство давать политическое убежище. На случай каких-нибудь осложнений. Мне пришлось ответить отрицательно. Нет у меня такого права.

— Значит, ему