Еще хуже — хотя казалось, что хуже уже некуда — стало после того, как их первый ребенок умер, не прожив и нескольких часов. Для Сары ребенок был единственной надеждой, единственным лучиком света в том беспросветном мраке, в котором она жила, и вот — его не стало. Эдвард же почти не горевал, поскольку Сара родила девочку, а не мальчика, которого он так ждал. Три ее следующих ребенка были мальчиками, но двое родились уже мертвыми, а один умер на утро после рождения. Потом Сара снова родила двух девочек подряд, но и они прожили недолго. Последнюю из них Сара продержала на руках несколько часов, завернув безжизненное маленькое тельце в кружевные пеленки, которые ей так и не понадобились. От горя и боли она почти обезумела и не желала отдавать дочь никому, и только на вторые сутки мертвое тельце отобрали у нее силой, чтобы предать земле.

С тех пор Эдвард почти перестал с ней разговаривать, да и сама Сара чувствовала себя виноватой. Всему графству — и ей в том числе — было хорошо известно, что у графа Бальфора полным-полно незаконнорожденных детей, в том числе — семеро сыновей, старшему из которых уже исполнилось четырнадцать. Как-то раз, избив Сару чуть не до полусмерти, муж сказал ей, что если она так и не родит ему сына, то он признает одного из своих незаконных детей, лишь бы не передавать земли и титул своему младшему брату Хэвершему, которого он люто ненавидел.

— Я не оставлю тебе ничего! — кричал он Саре. — И если ты не родишь мне сына, я разорву тебя на куски своими собственными руками. Я не допущу, чтобы после моей смерти ты жила на моей земле без меня!

К этому времени Сара была за ним замужем уже восемь лет; ей было всего двадцать четыре года, но иногда ей самой казалось, что жизнь ушла из нее. Взгляд ее был равнодушным и тусклым, черты лица не оживляла улыбка, а под глазами залегли черные круги. После того как умер ее последний ребенок, Саре стало совершенно безразлично, будет ли она жить дальше или тоже умрет. Если бы ее отец знал, на что он обрекает свою дочь, он, несомненно, пришел бы в отчаяние. У Сары не было ни упований, ни надежд, все ее мечты пошли прахом. Муж, которого она ненавидела, оскорблял, избивал и преследовал ее; каждый раз, когда она приносила мертвого младенца, он снова и снова брал ее чуть ли не силой, понуждая Сару рожать ему новых детей. Она была ему не нужна — ему нужен был наследник, и ради этого он готов был забить ее насмерть.

В свои пятьдесят четыре года Эдвард был все еще силен и очень хорош собой, а его аристократические манеры и громкий титул делали его совершенно неотразимым для смазливых служанок в трактирах и молоденьких работниц на фермах. Видя только внешнюю сторону и не зная ничего о его характере, они увлекались им, но он использовал их и выбрасывал, и, если после его забав у девушки рождался ребенок, Эдвард не интересовался ни младенцем, ни матерью. Он, похоже, вообще ничем не интересовался, и единственным, о чем он, похоже, никогда не забывал, была яростная ненависть и ревность к младшему брату.

Кроме того, граф Эдвард Бальфор был патологически жаден. Он никогда не упускал возможности завладеть каким-либо участком земли, который мог выкупить за бесценок у разорившегося фермера или просто отобрать за долги. Отец Сары дал за ней в приданое огромные угодья, но после смерти отца и все его земли тоже отошли к Эдварду. Все деньги Сары Бальфор давно растратил, даже украшения, подаренные ей отцом, он успел продать и промотать в первые же годы после свадьбы, да и от драгоценностей матери, которые перешли к Саре после смерти отца, тоже мало что осталось.

Иными словами, Эдвард Бальфорский использовал свою жену, как использовал своих грязных деревенских девок; он выжал ее почти досуха, а то, что от нее осталось, его не интересовало. Он хотел только одного — чтобы она принесла ему сына, наследника, или умерла сама. Саре все было уже безразлично. После всех несчастий и разочарований, после восьми лет унижений и страданий она надеялась только на то, что какой-нибудь несчастный случай положит конец ее мукам, и, судя по всему, надежды ее имели все шансы осуществиться. Очередные жестокие побои или роды могли убить ее, и тогда она переселилась бы в другой, более счастливый мир. От мужа Сара уже ничего не ждала и не хотела — только смерти, которая стала бы для нее избавлением, — но он хоть и бил ее жестоко, но убивать не спешил, видимо, полагая, что у нее еще есть шанс выносить ребенка и благополучно разрешиться. А уж потом он посмотрит, как ему с ней поступить.

Сара ни разу не задумалась о том, что с Эдвардом может что-то случиться. Даже сейчас, на четвертый день его отсутствия, она каждую минуту ждала, что вот-вот загремят цепи, заскрипят старые, окованные железом ворота, и он въедет во двор на своей бешеной лошади, оживленный и полный сил после очередного приключения. Или его привезут на телеге, до омерзения пьяного, распухшего от неумеренных возлияний. Сколько раз уже слуги, посланные на поиски своего господина, заставали его храпящим на полу в какой-нибудь из комнат постоялого двора или веселящимся в обществе шумных деревенских шлюх, и у Сары были все основания предполагать, что и сейчас все дело в какой-нибудь смазливой мордашке, которая прельстилась звоном золота в кошельке с графским гербом.

Но ей было все равно. Любовные похождения мужа давно не были для нее тайной, к тому же ее положения они ничуть не меняли. Эдвард неизменно возвращался, чтобы наброситься на нее и изнасиловать. Так бывало уже не раз. Он насиловал и бил ее где угодно и когда угодно, и это продолжалось до тех пор, пока Сара не замечала у себя признаков беременности. В этом случае она могла рассчитывать на то, что побои станут менее жестокими, зато поток брани и оскорблений многократно усиливался, а это было едва ли не хуже.

Вот почему сейчас Сара была рада долгому отсутствию Эдварда, хотя все остальные обитатели замка если и не волновались всерьез, то по крайней мере пребывали в недоумении. Но она знала, что Эдвард был слишком большим мерзавцем, чтобы взять и умереть, — слишком большим негодяем, чтобы не вернуться к своей беспомощной и беззащитной жертве.

Отвернувшись от окна, она поглядела на часы на каминной полке и задумалась, не следует ли ей известить Хэвершема и попросить его принять участие в поисках Эдварда. Хэвершем был сводным братом ее мужа, и хотя отношения между ними были откровенно враждебными, он обязательно приехал, если бы она позвала его. Но стоит ли беспокоить его, задумалась Сара. Ведь если Эдвард застанет его здесь, в своем замке, он придет в бешенство и выместит свою злобу на ней. Нет, лучше подождать еще день, решила она.

Вернувшись в свою комнату, Сара опустилась в кресло, машинально подобрав юбку. На ней было длинное платье из зеленого атласа, которое поблескивало и переливалось даже в полутьме; бархатный лиф платья, расшитый мелким речным жемчугом, подчеркивал высокую грудь Сары, а кремово-белый кружевной воротник был почти такого же цвета, что и ее нежная кожа. Узкое платье так плотно облегало стройную фигуру Сары, что она казалась изящной и тонкой, как девочка-подросток, однако эта внешняя хрупкость была обманчивой. На самом деле Сара была гораздо сильнее и выносливей, чем можно было подумать по первому взгляду, иначе она никогда бы не выдержала восьми лет кошмарного замужества и шести неудачных беременностей.