Ее светлая, как слоновая кость, кожа находилась в резком контрасте с длинными, черными как смоль волосами, которые она заплетала в косу и собирала на затылке в тугой пучок. Несмотря на свою нелегкую жизнь, ей каким-то образом удавалось оставаться элегантной, да и в ее манере держаться неизменно присутствовало неизменное достоинство, которое и доводило Эдварда до белого каления. Классическая красота ее черт, однако, только подчеркивала выражение безнадежного отчаяния в ее глазах.

И все же, несмотря ни на что, Сара оставалась нежной и кроткой. Она была внимательна со слугами, всегда находила для них доброе слово и никогда не отказывалась поехать на какую-нибудь отдаленную ферму, чтобы помочь заболевшему ребенку и дать ему какое-нибудь снадобье. Если кому-то требовалась ее помощь, она всегда готова была ее оказать, если только не лежала без сил после очередных родов или побоев.

Дальше этих ферм она никогда не бывала. Правда, в детстве она ездила с отцом в Италию и во Францию, читала книги и любовалась прекрасными произведениями искусства, но Эдвард держал ее под замком и обращался с ней как с предметом обстановки. Ее исключительной красоты он тоже не замечал — со своими лошадьми Эдвард обходился лучше, чем с Сарой, — но это было мелочью в длинной череде бед и несчастий, которые обрушились на нее, лишь только она переступила порог его замка.

Зато Хэвершему Сара была далеко не безразлична. Только он замечал и ее красоту, и тоску в ее глазах и страдал, когда узнавал, что Эдвард снова избил ее. То, как его сводный брат обходится со своей женой, потрясало его до глубины души, но сделать он ничего не мог.

Когда Эдвард женился на Саре, Хэвершему исполнился двадцать один год, и он влюбился без памяти, как только увидел ее. Чтобы признаться ей в своих чувствах, ему понадобилось два года, но, когда это наконец произошло, Сара пришла в ужас. Она хорошо представляла себе, что сделает с ней Эдвард, если она ответит на любовь Хэвершема, а он обо всем узнает. Опасаясь за него и за себя, она заставила своего поклонника поклясться, что он никогда больше не заговорит с ней об этом. И все же сомневаться в том, что их чувство взаимно, не приходилось, и это повергало Сару в настоящий ужас. Вот уже несколько лет они любили друг друга тайно и безнадежно, ибо Сара так и не осмелилась признаться Хэвершему, что она тоже любит его. Поступить так означало для нее рискнуть не только своей, но и его жизнью, которая была для Сары дороже, чем ее собственная.

Оба прекрасно знали, что у них нет ни малейшей надежды когда-нибудь быть вместе, поэтому четыре года назад Хэвершем в конце концов женился на одной из своих двоюродных сестер — глупенькой, но доброй семнадцатилетней девочке по имени Элис. Она выросла в Корнуэлле и во многих отношениях была слишком проста и провинциальна, однако с финансовой точки зрения это был весьма выгодный брак. Обе семьи, во всяком случае, были весьма довольны союзом, который, кроме всего прочего, неожиданно увенчался рождением четырех очаровательных девочек-погодков, которых и Элис, и Хэвершем любили без памяти. Увы, это не решило основной проблемы, ибо по закону женщины не могли наследовать земли и титул. Единственным наследником поместья и графского титула оставался по-прежнему сам Хэвершем, и это бесило его старшего брата.

Когда за окном стали сгущаться сумерки, Сара бесшумно встала с кресла и обошла комнату, зажигая свечи. Во внутреннем дворе ей послышался какой-то шум, и, молясь, чтобы это был не Эдвард, она подошла к выходившему туда окну, чтобы узнать, в чем дело. Сара знала, что поступает нехорошо, желая мужу смерти, однако отрицать, что если бы он никогда не вернулся, то ее жизнь изменилась бы, и изменилась к лучшему, она не могла. Мысль о том, что ей придется провести с ним остаток своей жизни, была для нее невыносимой. Пусть даже ей осталось жить всего несколько дней, рядом с Эдвардом этот срок мог показаться вечностью.

Поставив подсвечник на столик у окна, Сара, торопясь, откинула в сторону тяжелую портьеру и впилась взглядом в темноту внизу. Это был он. Она сразу узнала лошадь мужа, которую вели, а вернее — тащили в поводу полдюжины мужчин из числа слуг. Следом за ними шла другая лошадь, тащившая расхлябанную телегу, на которой на расстеленном плаще распростерлось неподвижное тело графа Бальфора.

Сердце Сары рванулось из груди, словно птичка, почувствовавшая свободу. Если он мертв, подумала она, то слуги будут молчать, и кто-нибудь поднимется к ней, чтобы сообщить печальную новость. Но слуги внизу вдруг забегали и завопили; в углу двора вспыхнули факелы; кто-то проскакал верхом обратно к воротам — как поняла Сара, за врачом, а четверо мужчин, соорудив из досок грубое подобие носилок, стали осторожно сгружать тело хозяина с телеги, чтобы нести в дом.

Сердце Сары упало. Она еще не знала, что случилось с ее мужем, но уже поняла, что он жив и что его еще можно спасти.

— Господи, прости меня, грешную… — машинально пробормотала она и, услышав, как внизу гулко хлопнула дверь, поспешила к лестнице.

Внизу несколько мужчин уже вносили импровизированные носилки в просторную залу. Эдвард лежал неподвижно, словно мертвый, но Сара знала, что он жив.

— Его сиятельство упали с лошади, — шепнул ей кто-то, но граф так и не пошевелился, и Сара знаком приказала нести его наверх, в спальню. Там слуги со всеми предосторожностями переложили тело на кровать. Эдвард все еще был одет в тот же камзол, в котором он отправился на охоту, но теперь камзол был изорван и покрыт грязью. Исцарапанное лицо графа было серым, а в бороде застряли репьи и веточки ежевики.

Свою охоту граф начал на ближайшей ферме с одной девицею, а сопровождавшую его пятерку слуг отослал с наказом дожидаться его на постоялом дворе. Они ждали его целых три дня; в этом не было ничего необычного, и они ничуть не беспокоились, весело проводя время за элем. Лишь когда у них вышли все деньги, а хозяин так и не появился, они отправились на ферму, чтобы получить новые распоряжения — или новые деньги на расходы, но тут обнаружилось, что граф покинул девицу уже три дня назад. Тогда один из них известил шерифа, а остальные отправились на поиски хозяина.

Они нашли его только сегодня утром. Судя по всему, Эдвард упал с лошади и все три дня пролежал в бреду. Сначала они решили, что он сломал себе шею, однако это было не так. По пути в замок он даже пришел в себя — очень ненадолго — и тут же снова впал в забытье. Сейчас он был похож скорее на мертвого, чем на живого, но он дышал.

Ничего этого Сара так и не узнала. Слуги сказали ей только, что при падении с лошади Эдвард, видимо, сильно ударился головой.

— Когда это случилось? — тихо спросила Сара, но когда ей сказали, что сегодня утром, она не поверила. Следы рвоты и пятна крови на одежде давно уже засохли.

Когда появился врач, ей было нечего ему сказать. Один из слуг отозвал врача в сторону и рассказал, как было дело. Эскулапа это не удивило — он и сам считал, что супруге его светлости совершенно незачем знать о похождениях мужа. Впрочем, и он тоже мог не выслушивать все подробности, поскольку независимо от них он мало чем мог помочь больному. Как и всегда в подобных случаях, лекарь мог только пустить ему кровь, поставить дюжины две пиявок и ждать результатов. Основные надежды он связывал с тем, что и в пятьдесят четыре года его пациент оставался крепким и здоровым мужчиной и его могучий организм способен был самостоятельно справиться с любой напастью, будь то обычное похмелье или сотрясение мозга.