Стало теплее. Холод втянулся в стены, в комнате даже сделалось жарко. Четверо ребят, стоящих по углам, выглядели измученными, уставшими, но на лицах появлялись улыбки.

– Убирайтесь отсюда, – сказал Ян, и Борис понимал, о чем это он.

Чудовища, повинуясь неведомой силе, уходили прочь. Поворачивались и исчезали в углах-коридорах – тех самых, через которые и пришли из Нижнего мира.

– Им нет места среди нас, – сказал Борис.

Свеча тем временем разгоралась все увереннее, сильнее, ярче. Борис радовался этому: они теперь отлично видели друг друга, могли отогреться и…

Пламя внезапно выросло и взметнулось ввысь – яркая вспышка, огромный оранжевый всполох. Маленький и робкий, похожий на укрощенного зверька огонек обрел когти и клыки, вцепился ими в руки Зинаиды.

Женщина закричала от боли, отпрянула от огня.

Катя, Рома, Ян и Лизавета подались вперед, желая помочь.

«Нельзя! Останови их!»

– Нет! – завопил Борис. – Больше ни шагу, прошу вас. Оставайтесь на местах, они того и добиваются, чтобы вы отошли от проходов!

Ян замер, Лизавета и Роман попятились. Последней отступила Катя.

Зинаида тихонько стонала от боли в обожженных ладонях.

Пламя росло. Его нужно срочно погасить, а иначе дом (или сразу все дома) сгорит в считаные минуты. Дерево, вдобавок облитое бензином, вспыхнет – и люди сгорят заживо!

Борис снял ветровку, желая сбить пламя, затоптать костер, который разгорался все ярче.

– Скорее! – простонала Зинаида. – Погасите его!

«Погасите».

Какое правильное слово.

Какое безнадежное…

– Я не могу, – сказал он. – Им нужно, чтобы огонь погас!

– А нам? – крикнула Катя.

– Четверо будут сторожить тьму, двое – хранить свет. – Он посмотрел в наполненные болью глаза Зинаиды. – Простите, но я должен попросить. Вам больно, но хранители света сейчас вы и я. Эти ребята прогнали чудищ во тьму, мы не можем дать погаснуть свету.

Пламя ревело, готовилось напасть, как голодный хищник. Столб огня поднимался все выше, жар становился невыносимым.

– Что вы собираетесь делать? – перекрикивая гул пламени, спросил Ян.

«То, что должен».

– Надо действовать, пока не стало слишком поздно.

Они стояли, глядя друг на друга поверх огня, доходившего им уже до пояса.

– Мы должны сделать это вместе.

Ему не нужно было объяснять – Зинаида и сама поняла.

– Ради дочери. Ради Ромы, – выговорила она одними губами. – Давайте же!

Они синхронно, в одно мгновение протянули руки к огню. Борис коснулся кончиками пальцев рук женщины, и их ладони образовали что-то наподобие маленького шатра. Пламя билось, кусало их за руки, боль была острой, белой, ослепляющей, но рук они не разжали. Запах горящей плоти плыл в воздухе, откуда-то доносились голоса, плач, крики.

– Держитесь, – сквозь зубы произнес Борис.

– Ради Кати, – повторяла Зинаида. Это помогало перенести боль. – Ради дочери. Ради Ромы.

Не в силах сдерживаться, оба кричали, как раненые животные.

«Не расцепляйте рук. Еще немного!» – звучало в голове Бориса.

Закончилось все в одно мгновение, как и началось. Пламя уменьшилось, присело, припало к полу – и вот уже перед ними, в кольце рук, снова бьется крохотный огонек свечи.

– Боже! – ошеломленно произнесла Зинаида. – Смотрите, ожоги пропали!

На ладонях Бориса тоже не было никаких следов. Отголоски боли еще оставались, но постепенно отступали и они.

– Это… это все? – спросила Лизавета.

– Как вы? – хором произнесли Ян и Рома, а Катя не могла ничего сказать, только рыдала.

Борис улыбнулся, но никто не видел его улыбки во вновь установившемся мраке.

– Все хорошо, в порядке, – ответила за них обоих Зинаида.

– Чудовища ушли навсегда? – спросила Катя. – Не смогут вернуться?

– Думаю, наших усилий должно хватить на долгий срок. Навсегда или нет – кто скажет наверняка? В мире не может быть ничего вечного, но мы сделали все, что смогли. Я верю, что впереди – десятилетия спокойной жизни, – ответил девочке Борис. – Или даже века.

– Смотрите!

Все повернулись к Яну.

– Углы! Коридоров больше нет, это обычные углы!

Лизавета засмеялась от счастья и подхватила:

– И стены есть! Нормальные стены и окошко!

Они оглядывались, смеялись, поздравляли друг друга, пока Рома не сказал растерянно:

– Все есть, только двери нет.

Повисла тишина.

– Как нам выйти? Через окошко? – спросила Катя. – Оно маленькое, даже я не пролезу.

– Не нужно никуда пролезать, – произнес Борис. – Мы же сохранили свет.

Фраза была странная, и он сам не понимал, что произносят его губы. Но, договорив, сообразил, что нужно делать. Взял с пола свечу, пошел туда, где должен был находиться выход.

– Нет нужды стоять, уже можно покинуть свои места, вы сделали все, что было нужно. Идите за мной, пора выбираться отсюда.

Он шел медленно, и его спутники следовали за ним, не произнося ни слова. Это было сродни таинству: свет должен указать выход. Им предстояло вернуться в привычный мир, оставив чудовищ в прошлом.

Борис подошел к стене и стал водить свечой вдоль нее.

– Чудо! Настоящее чудо, – шепотом проговорила Катя.

Это было и вправду так. Только что перед ними высилась глухая стена – и прямо на глазах, следуя за светом свечи, прорисовался контур двери. А через миг дверь стала выпуклой, ощутимой, выступила из деревянного массива и теперь выглядела так, словно была тут всегда.

Оставалось лишь взяться за ручку и выйти.

Напряжение спало, все загомонили, заговорили хором, обнимаясь, как после долгой разлуки.

– Идемте же, – сказала Зинаида, улыбаясь.

Улыбка сделала ее моложе лет на пять, а то и десять, думал Борис, невольно залюбовавшись женщиной.

– Сейчас. Еще одну минуту.

Он должен был сказать им, но это давалось нелегко. Борис понял и принял все, прекрасно знал, что иначе нельзя, но произнести вслух означало поставить точку. И окончательность, безвыходность, безысходность были мучительнее всего.

– Раньше я не знал, и хорошо. Знал бы, мог струсить. Заколебаться.

– Чего не знал? – недоуменно спросила Лизавета.

– Что-то не так? – Ян переступил с ноги на ногу.

– Все так. Вы – герои. Вы все сделали безукоризненно. Но это еще не все. Существа ушли, но дома нужно запечатать. Помните про перезагрузку? Ловушки должны «включиться».

– Но углы-коридоры пропали, – упрямо проговорила Катя. – Нужно уйти, вы же сказали.

– Просто уйти нельзя. Все будет насмарку. – Борис не хотел, но это прозвучало тоскливо. – Они сумеют выбраться. Требуется запереть дверь. Прихлопнуть ее снаружи недостаточно. Она закрывается только изнутри. Один из нас должен остаться и сделать это. – Борис не дал никому сказать что-либо и закончил: – Разумеется, это буду я.

– Что вы мелете? – резко спросила Зинаида, и Борис внезапно понял, что она не хочет расставаться с ним, сердится, что это неизбежно. У нее стала зарождаться мысль – даже не мысль, а