Шокирующее обвинение кузины вновь затуманило мысли, но озвучить его я не сумела. Это безумие. Лани — кто угодно, только не убийца.

— Нас посетила Поппи Парнелл, — наконец ответила я.

— Пиранья чертова, — с отвращением прокомментировал Калеб.

— Именно, — кивнула я, лихорадочно подыскивая тему для разговора. Я не хотела обсуждать завтрашнюю сенсацию Поппи; не хотела мучиться мыслью о возможной правоте Эллен. — У тебя есть время посмотреть расписание самолетов?

— Да. Ты точно готова возвращаться? Тебе не нужно побыть здесь, с тетей? Помочь ей разобраться с наследством и все такое?

— Моя мать провела последние десять лет жизни в коммуне, где все было общее — и дети, и сексуальные партнеры. Ее имущество находится в коробке, которая стоит в гостиной. Никакого наследства нет, разбираться не с чем.

— Вот как… — Калеб невесело улыбнулся. — Сейчас я перекушу, и мы посмотрим рейсы, хорошо?

— Сбегаю наверх за ноутбуком.

В гостиной я увидела стопку маминых фотографий и машинально прихватила их с собой. Я сидела на кровати в спальне и смаргивала слезы, любуясь счастливыми лицами: мама, Лани… Я вглядывалась в радостную улыбку сестры — искреннюю улыбку, которой не видела уже много лет, — и обвинения Эллен казались еще безумнее. Лани любила отца. Я пролистала стопку в поисках доказательств этой любви, но не нашла ни одной папиной фотографии. Ощутила вдруг беспокойство. Вновь пересмотрела фотографии, уже быстрее. Может, мама хранила папины снимки отдельно? Наверное, они в коробке.

Я бросила пачку на кровать и бросила взгляд на фото в рамке: оно стояло на тумбочке после того, как я показала его Калебу. На снимке большая папина рука обнимала плечи Лани, а она улыбалась, щеки радостно горели, и льнула к отцу с обожанием.

Эллен сошла с ума. Моя сестра ни за что не убила бы нашего папу.

* * *

На следующее утро я сидела, скрестив ноги, на кровати и писала электронное письмо начальнице — «возвращаюсь в Нью-Йорк завтра вечером, смогу выйти на работу в среду». В ожидании ответа я зашла в «Фейсбук», стала лениво прокручивать ленту. Сердце екнуло: шапочная знакомая — девушка, с которой я жила на одном этаже во время своего единственного семестра в колледже и о которой ни разу с тех пор не вспоминала, — поделилась ссылкой на сайт «Пересмотра».

«Новая серия!!! — гласил комментарий к посту. — Ближайшие 60 минут меня не трогать!»

«Сенсация», — сказала Поппи.

Мысль, что эта едва знакомая девушка — девушка, поставившая три восклицательных знака и перепутавшая ноль с буквой «о», — вскоре узнает о моей семье то, чего еще не знаю я, сводила с ума. Забыв о возвращении в Нью-Йорк, я зашла на сайт Поппи и поставила серию на скачивание.

— Чем занимаешься? — беззаботно поинтересовался Калеб.

Он вышел из своего импровизированного кабинета, расположенного напротив моей спальни, и зевнул. Замер, увидев на моем лице угрюмую решимость.

— Серьезно, Джо, что ты делаешь?

— Поппи Парнелл выложила новую серию.

— Хочешь слушать этот бред? — Калеб озабоченно нахмурился. — От него одни огорчения.

— Не хочу я его слушать! — огрызнулась я. Ласковые глаза Калеба удивленно округлились, и мне тут же стало стыдно. — Боже, Калеб, прости, я не хотела на тебя кричать. Просто… — окончание фразы потонуло в горьких слезах.

— Ну вот… — Он сел рядом на кровать, обнял меня за плечи. — Не плачь. Завтра вернемся домой, и станет легче.

Мне хотелось ему верить. Я прижималась головой к груди Калеба, вслушивалась в успокаивающее биение его сердца и приказывала себе верить. Завтра вечером я лягу в нашу кровать в Бруклине — и больше не буду вертеться всю ночь в старой односпальной кровати и думать о том, что моя сестра совсем рядом, всего лишь на другом конце города.

Однако отъезд в Нью-Йорк ничего не изменит: мои родители останутся мертвы, сестра продолжит разрушаться, а подкаст — вызывать сенсацию.

Я решительно высвободилась из уютных объятий Калеба и взяла наушники.

Отрывок из расшифровки: «Пересмотр дела: убийство Чака Бурмана», серия 5: «Вопрос репутации», 28 сентября 2015 года

Личная репутация играет в деле Уоррена Кейва огромную роль. Полицейским — а позднее и присяжным — было легко поверить Лани Бурман, хорошенькой девушке с печальными глазами, дочери всеми любимого профессора и местной жительницы. Так же легко было проникнуться подозрением к Уоррену Кейву, который выглядел и вел себя вызывающе, употреблял наркотики и жил в городе недолго.

Однако последние две недели, проведенные мною в Элм-Парке, заставили задуматься: а откуда взялась эта репутация? Вдруг она основана всего лишь на стереотипах и предубеждениях? Думаю, о некоторых ключевых персонажах нам известна далеко не вся правда.

Начну с Лани Бурман. Каждый раз, когда я осмеливаюсь усомниться в добропорядочности этой женщины, кое-кто из вас начинает упрекать меня в «обвинении жертвы». Во-первых, позвольте напомнить, кто в данном деле действительно является жертвой: Чак Бурман, чья жизнь трагически оборвалась, и, возможно, Уоррен Кейв, в чью невиновность я начинаю верить все сильнее. Лани Бурман — не жертва, и я уж точно ее ни в чем не обвиняю. Не приписываю ей никаких грехов или проступков. Я проливаю свет на личность Лани, чтобы ее заявления можно было оценить правильно.

Я попробовала отыскать тех, кто знал Лани незадолго до смерти отца. Это оказалось легче сказать, чем сделать. Чак и Эрин обучали детей дома, поэтому преподавателей и одноклассников у них не было. Чак, Эрин и бабушки с дедушками (все четверо) мертвы. Остальные родственники отказались участвовать в подкасте.

Собственно, я нашла лишь одного человека, готового поведать мне о подростковых годах Лани Бурман, — Джейсона Келли, бывшего мужа Амелии. Он помнит Лани радостным и игривым ребенком. Однако воспоминания Джейсона Келли неполны, поскольку он развелся с Амелией за два года до смерти Чака и больше не общался с семейством Бурманов. За два года наклонности подростка могут резко измениться.

Ясно одно — на каком-то этапе Лани из радостного и игривого ребенка превратилась в бунтаря. Согласно полицейским данным, ее периодически штрафовали за мелкие правонарушения: нахождение вне дома в поздний час, бродяжничество, хранение алкоголя. Один раз ее арестовывали за хулиганство, еще один — за хранение небольшого количества марихуаны. В обоих случаях обвинения не выдвигали. Я поговорила с Гарольдом Гринуэем, директором Элм-Паркской школы во времена учебы там близнецов Бурман. Он назвал Лани источником проблем.

ГРИНУЭЙ: Девочки Бурман раньше обучались на дому, и они трагически потеряли родителей. Мы понимали, что на адаптацию к школе понадобится некоторое время, однако Лани просто испытывала наше терпение. Регулярно прогуливала уроки, не выполняла задания, игнорировала правила — дресс-код, например, или запрет на табачные изделия. Мы принимали меры — отправляли к ней социальных педагогов, разговаривали с ее опекуном, — все напрасно, до Лани невозможно было достучаться.