не перед китайскими судьями. Вскоре подобные договора заключили с Китаем и другие державы. Причем в каждом из них содержался пункт, согласно которому любая уступка, сделанная Китаем одной из этих держав, автоматически распространялась и на другие державы. Голландские сообщения о результатах Опиумной войны содержали печальные новости для Эдо. Индустриальный прогресс на Западе породил ненасытную страсть к наживе с помощью торговли. И теперь установление Британией или другой могущественной державой системы открытых портов по всей Восточной Азии при помощи дипломатии канонерок было лишь вопросом времени.

Проникновение западных стран в Азию побудило многих японских интеллектуалов обратиться к сёгунату с настоятельными советами держать чужестранцев на расстоянии вытянутой руки. Наиболее содержательные и убедительные аргументы приводил Аидзава Сэйсисай. Родившись в домене Мито, со временем он стал одним из лидеров так называемой школы Мито. Она представляла собой группу ученых, которые в первые десятилетия XIX в. исследовали философское и религиозное пространство Японии в поисках путей решения внутренних и внешних кризисов. В серии политических трактатов, написанных в 20-е гг., Аидзава обрисовал внешнюю угрозу с помощью культурных и религиозных категорий. По его мнению, сила Запада вытекает из духовного источника. Он рассматривал христианство как государственную религию, которой манипулировали умные западные лидеры для достижения лояльности со стороны своих собственных народов, и со стороны тех, кого они собирались колонизировать. Аидзава считал, что европейские силы «ныне стремятся атаковать все нации в мире. Нечестивая вера в Иисуса способствует этим устремлениям. Под предлогом торговли или еще чего-либо они втираются в доверие к местным жителям, разведывая потихоньку, какие из этих стран могут оказать мощное сопротивление, а какие — нет. Если крепость обороны недостаточна, они разрушают ее силой. Но если они не могут найти слабых мест, то они подчиняют эту страну, отравляя умы людей нечестивой религией [христианством]{76}.

Япония уязвима, продолжал Аидзава, по причине своего долгого культурного упадка. Проживая в городах, самураи стали мягкотелыми, купцы стремятся лишь к роскоши. Рост торговли породил несправедливость внутри социальных слоев. Власти страны и отдельных доменов ведут себя безответственно. Люди потеряли свои моральные качества, развращаемые на протяжении столетий такими дурными явлениями, как «буддизм, конфуцианство, мелкая схоластика». Положение весьма ненадежно, предупреждал Аидзава. «Япония сейчас подобна больному, который едва избежал гибели от обычно смертельной болезни. Поскольку страна ослабла и лишена внутренних сил, то она легко поддастся внешнему воздействию»{77}.

Аидзава предлагал и меры для предотвращения печальных для страны последствий. Самураи, по его мнению, должны были вернуться к земле, политические институты следовало реформировать, оборону побережья усилить, а чужестранцев удалить с территории Японии. Однако в первую очередь японцы должны были вернуться к своей собственной «национальной сущности», к кокутай. В том смысле, в каком его употреблял Аидзава, этот термин перекликался с идеологией движения Национальной учености. По его мнению, кокутай означал гармоничное соединение управления и религии, которое, как полагали, присутствовало в политической жизни Японии в золотые времена древности, пока не появились вырожденческие чужеземные верования. По утверждениям Аидзава, Небесные Владыки прошлого, благословляемые местными божествами, осуществляли ритуал управления, обеспечивали людей едой и всем необходимым для жизни и давали им моральные и этические установления. В свою очередь, писал он, «все люди в государстве дышали и мыслили как один. Они были столь любимы своими правителями, что разделение было бы непереносимым». Чтобы обновить это единство и усилить его результаты, сёгунат должен обновить роль монарха в качестве лидера основанных на религии государственных ритуалов. Таким способом Япония может создать такой синтез государства и религии, который превзойдет западные образцы, а правящий режим завоюет преданность всех японцев. В итоге страна сможет противостоять европейской угрозе. В заключение к своей работе Синрон («Новые положения»), завершенной в 1825 г., Аидзава писал, что «усвоение кокутай. усиление национальной обороны и создание нацеленной в будущее политики — это и есть лучшие проявления преданности, лучший способ отблагодарить царственных предков и лучший путь для сёгуната и даймё спасти свой народ и навечно установить добродетельное правление».

Сёгунатские власти всерьез восприняли свою ответственность за защиту Японии от жестоких нашествий. Согласно некоторым наблюдателям, необходимость обороны против русского вторжения требует от Японии усиления своей власти в земле Эдзо. Один известный географ и ученый, принадлежавший Голландскому учению, суммировал подобные взгляды, посетив северные острова в самом конце XVIII в.: «Мы должны установить границы между Японией и другими странами и возвести крепости, чтобы противостоять врагам»{78}. Ведущие политики сёгуната, в общем, и не нуждались в подсказках. Вслед за визитом Лаксмана Эдо направило в Эдзочи экспедиционный корпус, состоявший из тысячи самураев, и к 1807 г. сёгунат взял обширную северную территорию под свою юрисдикцию. В портовом поселке Хакодатэ была размещена администрация, а вдоль берега цепью были размещены гарнизоны, призванные противостоять русским мародерам, державшим в страхе деревни на Сахалине и Курильских островах.

Поскольку территория Эдзочи должна была стать неотъемлемой частью Японии, перед чиновниками встал вопрос о японизации восточных варваров. Согласно одной директиве, «причиной распространения на Эдзочи управления центральных властей является то, что остров не исследован, а варвары не имеют достаточной одежды, пищи и жилищ, а также у них нет моральных установлений. Чиновники, посланные туда, должны просвещать и обучать их, постепенно подводя их к принятию японских обычаев, и заставить их с благодарностью принять наше правление и не дать завоевать их другими странами»{79}. Японское появление в Эдзочи имело и положительную сторону — администрация Хакодатэ направляла во внутренние области врачей для лечения айнов. Однако в основном методы ассимиляции носили принудительный характер. Сёгунатские чиновники несли цивилизацию на северную границу путем запрета местных праздников, приучением айнов поклоняться японским ками, принуждая их носить японскую одежду и заставляя отказываться от «варварского» обычая употреблять в пищу мясо. Айны, подобно японским простолюдинам, должны были брить бороды и стричь волосы. Чтобы поощрить уступчивость, чиновники приглашали сотрудничавших с ними айнов на церемониальные пиры и награждали их специальными «медалями ассимиляции».

Чтобы усилить свои позиции, сёгунат также перешел к усилению изоляции от внешнего мира. Ужесточение политики началось с письма Мацудайра Саданобу Лаксману в 1793 г. в котором Россия ставилась в известность о том, что Япония обычно уничтожает корабли тех стран, которые не являются ее признанными торговыми партнерами. Однако главный советник не был абсолютно точным с исторической точки зрения. Эдикты о самоизоляции, принятые в 30-х гг. XVII столетия, касались лишь католических миссионеров и торговцев с Пиренейского полуострова. Более того, японцы ни в конце XVII, ни в XVIII вв. практически никогда не атаковали иностранные корабли, подошедшие к их берегам.