Мужчина сказал все так же с места:

– Надо вовремя отлавливать этих гадов. И расстреливатьсразу же.

Я покачал головой.

– Как в вас говорят ваши бойцовские замашки… Увы,одного расстреляете, другого, третьего, а четвертый все-таки проскользнет инанесет удар. Не-е-ет, самый надежный путь, хоть и очень трудный, – этовыпускать вещь без багов!

Он сказал угрюмо:

– Ни одна не удается. Вот «Майкрософт» уж на чтокоманда, да и то… А в одиночку создать такую инфистскую бомбу, чтобы взрывнаясила равнялась теоретической – нереально!

– Надо стараться, – сказал я неколебимо. –Надо. Ислам раскололся – ослабел, в христианстве отцы церкви не залатали всепрорехи – произошел раскол сперва на правое и левое крыло, а потом еще и намножество течений. И все устроили кровавые войны уже между собой. Уж молчу провойны между католиками и православными, но ведь религиозные войны гремели ивнутри католического мира! Все знают только про Варфоломеевскую ночь, но былоих в тысячи раз больше, хоть и не всегда такие громкие… все-таки та была вПариже, это заметно, замешаны короли, а в других странах религиозная резняпроходила с большей кровью, но менее шумно… И всего лишь потому, что в учениипропущены баги.

Они смотрели озадаченно, явно отметили горечь в моем голосе,еще не понимают, что это у меня за пунктик. Мерилин Монро сердито надула губки,к ней наклонился сосед справа, что-то лукаво шепнул в розовое ушко. Она сердитоотмахнулась, а любопытствующему соседу слева показала жестом такое, что двумя поколениямираньше ей бы светил тюремный срок за оскорбление нравственности.

Я наконец спохватился, что зашел слишком в сторону, заставилсебя улыбнуться.

– Хорошо, – сказал я, – я теперь перейдемнепосредственно к технике использования слова…

Мои гости отваливают через два дня, уже купили билеты. Номне и этих двух дней жалко. Могу не работать неделями, но выводит из себя,когда не работаю по чьей-то чужой вине. Так и кажется, что именно в это времянаписал бы лучшие страницы. Особенно, если сижу на каком-нибудь дурацкомзастолье, когда не понимаешь: именины или похороны отмечают, все одинаково,Восьмое марта или Первомай. Мысли только о том, что щас бы домой за комп, сразубы начал писать, творить, как раз жажда…

Такое даже с бабами. Идешь за ней с налитыми кровью глазами,гормоны при каждом шаге из ушей выплескиваются, а потом, еще не слезая с нее,но разом протрезвев, думаешь с тоской: ну что за идиот, тащился в такую даль?..Ради этих двадцати минут? Теперь полтора часа добираться взад. Да и не ринешьсясразу, надо из вежливости хотя бы выслушать ее болтовню, чаю попить, потом ещеразок, и рвать когти домой, скот спинномозглый. Вот приеду, сразу сяду писать…

Фигушки. Доберешься за полночь, выжатый, сразу в постель икопыта в сторону.

На сегодня с подачи Кристины у меня встреча с режиссером.Через два часа я должен быть в ЦДЛ, Центральном Доме литераторов. Разговорпойдет о мультсериале. Если честно, то потащусь туда только ради Кристины, нехочу разочаровывать. Сумма, правда, светит немалая, но я и так получаюдостаточно, чтобы не думать о деньгах, а с Биллом Гейтсом мне все равно несоревноваться по толщине бумажников. При той скромной жизни, что я веду, как-тобез разницы: получаю в год сто тысяч или двести. Квартира есть, машина есть,дачи не надо – не люблю, в одежде непривередлив, в еде тоже, хотя, ессно,покупаю лучшее из того, что есть поблизости в Южном Бутово. Здесь райондорогой, в основном селился высший свет, дома элитные, публика «чистая»…

– Барбос, – сказал я строго, – в твоей мискеполно еды. В другой – вода. Игрушки по всей комнате. Если двери обдерешь… илитуфли изжуешь – шкуру спущу!

Звякнул телефон, мои гости сообщили, что уже подъезжают,будут через полчаса. Я с преувеличенным вздохом сообщил, что, увы, успею тольковстретить их и распахнуть холодильник… а потом убегаю на службу. Да, я хоть ивольный писатель, но еще и на службе…

Выглянул в окно, прохожих мало, хотя это Москва,город-вокзал, редких москвичей от приезжих отличаешь прежде всего по одежде.Можно сказать даже, по ее отсутствию. С моей легкой руки уже два года считаетсявысшим шиком появляться на улице обнаженными до пояса. Сперва на это решалисьтолько раскованные девочки, потом рискнула одна из молодых киноактрис, которойнедоставало скандальной популярности, а по ее примеру уже больше половиныженщин появлялись в общественных местах с обнаженной грудью.

А сейчас, когда такая жара, то и немолодые женщины, укоторых высохшие груди болтаются до пояса, без всякого стеснения ходят измагазина в магазин без, как говорится, всякого топа.

Ноутбук запищал, я ткнул в эникей, на экране тут же выскочилжелтый конвертик. Я привычно кликнул, ракрылся текст письма, в конце каждойстроки плясали, подмигивали и корчили рожи смайлики. Экран отслеживал мойвзгляд, потому цвет менялся от стандарта к старинному пергаменту, изъеденномупо краям мышами, а потом внезапно вспыхнул по краям алым огнем. Я инстинктивнозаторопился читать, но это оказалась всего лишь шуточка Благовещенского: огоньполыхал по краям страницы, а пергамент, превратившийся в не менее старинныйпапирус, трещал, скукоживался, почернел от жара, но текст оставался цел.

Я движением пальца поменял разрешение, лист уменьшился, затостал виден целиком. Благовещенский вообще-то пишет немыслимо длинные в нашчатовый век письма: по странице, а то и две. Ведь можно просто связаться повидео и переговорить, но в чем-то я сам предпочитаю письма: можно отгранитьслова, фразы, где-то углубить, где-то усилить, сместить акценты, что в живомразговоре проскочат незамеченными.

Звякнул сигнал вызова, я дал «добро», на экране возниклоулыбающееся лицо.

– Ну чо, – сказало лицо злорадно, – попался?

– В чем? – спросил я.

– В серийности, – сказал Благовещенскийуличающе. – Кстати, чего аську не поставишь?

– Не люблю чаты, – ответил я. – А при чем тутсерийность?

– К аське не при чем, – согласился он. – Воттвой «Долгий рассвет» разве не продолжение «Быстрого заката»?

– Ну?

– Хвост гну, – откликнулся он бодро, – дугабудет! А перед «Быстрым закатом» у тебя был романище «Колдун Изарды», тамначало «Быстрого заката»! Это получается целая серия!

Я сдвинул плечами.

– Ну, получается так получается. И что?

Он сказал с презрением:

– Но ведь серийность – это халтура! Настоящие писателине унижаются…

Он еще некоторое время говорил, но я уже не слушал. Говоритвроде бы правильно, но только «вроде бы». А так начать хотя бы с того, чтосерийность изобрели не мы, писатели. Серийность вошла в жизнь намного раньше,скажем, с эпохой телевидения. Серийные телепередачи: новости, любимые сериалы –формируют жизнь простого человека. Он бежит с работы, чтобы успеть к началусериала или футбольного матча, выходит покурить во время рекламных пауз, авместе с ним выходят на балконы или в коридоры миллионы таких же, как и он,простых и даже очень простых, они одновременно с ним выключают телевизор послеопределенной телепрограммы и укладываются спать. Можно увидеть, как в домахпрактически одновременно гаснет свет.