Номер оказался великолепным: двухкомнатный люкс со всеми удобствами и современной мебелью.

Лиза устало опустилась на диван и посмотрела на Борисова:

– Зачем ты дал свои документы? Зачем разоткровенничался с этой девушкой? Нас же ищут.

Летчик пожал плечами.

– Ты дурой была, дурой и осталась, – процедил он. – Эта дама – просто находка. Она поможет нам с работой как пить дать, и нас никто не ищет. Ты слышала, что говорили по радио? Меня тоже считают погибшим.

Женщина удивилась его глупости и легкомыслию, но не стала обострять отношения.

– Я слышала, так порой делают специально, – проговорила она. – Ждут, что преступник расслабится, чтобы напасть на его след. Ты об этом не думал?

– Зачем думать о такой ерунде? – отмахнулся он. – Ты начиталась детективов. Давай принимай душ и ложись отдыхать. Я тоже приму душ и отправлюсь в ближайшее интернет-кафе, погуглю, как можно связаться с дирекцией Лувра. Я еще не раздумал получить от них такую же сумму, как от твоего драгоценного Сергея.

Лиза поднесла ладонь ко рту:

– О господи! Тогда нас точно вычислят.

– Интересно, каким образом? – процедил Игорь. – Впрочем, это не твое дело. Я сам во всем разберусь.

– Ты не думал, что, прежде чем взять тебя на работу, отец этой девушки наведет о тебе справки? – продолжала женщина, удивляясь его беспечности. – Богатые всегда так делают, у них своя служба безопасности. И выяснится, что ты тот самый летчик…

Он покрутил пальцем у виска:

– Я же говорю, ты дура. Вот увидишь, он не станет наводить справки. И знаешь почему? Все богатые люди в свое время были связаны с криминалом. Для них важно, чтобы человек хорошо выполнял свою работу, а уж летать я умею. Впрочем, если тебе что-то не нравится, я тебя не держу. – Он демонстративно отвернулся, раскрыл сумку, вынул свежие джинсы и футболку и отправился в душ.

Лиза подумала, что именно сейчас, прямо в эту секунду, нужно бежать от этого человека, пока не поздно, но так и осталась стоять посреди номера, сжимая кулачки.

Она стояла до тех пор, пока Игорь не вышел из душа, свежий, благоухавший одеколоном, вытащил деньги из кошелька, взял пакет с тиарой, не зная зачем, и, не попрощавшись, хлопнул дверью.

Очаков, 1895 г.

Следовало ожидать, что мастерскую Гойдманов никто никогда не обнаружит, как и его обман.

Античные безделушки, сделанные одесским мастером с любовью, щедро продавались в его лавке. Он перестал вести счет одураченным покупателям, отстегивал полицейским, если кто-то все же обнаруживал подделку и требовал справедливости.

Деньги лились рекой, но Шепсель замечал, что у него уже нет желания вернуть Малку. Пропало начисто. Раньше оно уходило и возвращалось, когда на душе становилось тяжело. А теперь…

Возможно, если бы нечестивая женщина пришла сама и упала бы ему в ноги, он бы ее уже не принял.

Простой сын сапожника стал богатым человеком, останавливаясь в гостиницах, именовал себя купцом и мог покупать любовь самых красивых женщин.

Спрашивается, зачем же жениться, если есть дамочки, готовые ублажать тебя за деньги?

Шепсель обрюзг, стал толще, ноги казались короче, розовое лицо лоснилось от сытости и удовольствия. Еще бы! Ничто не омрачало его жизни, бизнес процветал, однако деньгами младший Гойдман не швырялся, что удивляло порой его брата, и, казалось, ничто не предвещало беды.

Однако жизнь тем и интересна, что порой преподносит сюрпризы. Братья никак не ожидали, что ажиотаж на античность постепенно сойдет на нет. На горизонте замаячили трипольские открытия. Купцы и чиновники, еще вчера называвшие себя дальними родственниками эллинов, как один, заговорили о славянском братстве.

В воздухе запахло очередной освободительной войной. Время перемен влекло перемены во всем, даже в криминальном бизнесе.

Корпорация Гойдманов тоже нуждалась в реконструкции. И Шепсель, немного поразмыслив, понял, как будет действовать дальше.

– Я знаю, как провернуть аферу века, – сказал он за обедом Лейбе, – и хочу, чтобы ты понял, почему я не слишком тратил деньги. У нас накопилась приличная сумма, верно?

Брат с готовностью кивнул:

– Верно. Теперь ты мне скажешь, что планируешь провернуть? Обидно, знаешь, видеть, что родной брат ходит себе на уме.

– Я сказал, что это будет афера века. – Шепсель схватил брата за руку и потащил вниз, в темную мастерскую, о которой не знала ни одна живая душа, кроме подельников.

Пьяный Сазонов спал, посапывая, на лавке, трясясь всем щуплым телом, и Гойдман не стал его будить.

– Смотри. – Он нагнулся, достал из-под колченогого стола серый пыльный мешок и, развязав его, вынул осколок плиты. – Помнишь то время, когда мы славно торговали этим материалом?

– И благодаря ему получили надзор полиции, – усмехнулся Лейба. – Если ты задумал продолжить, старый Яков вряд ли станет нам помогать. Старый дуралей обидчив и горд. А Израиль больше любит работать с металлом.

– Пойдем наверх. – Шепсель явно не хотел, чтобы ротмистр услышал разговор, если проснется. – Я тебе кое-что расскажу.

В лавке он распахнул пыльную штору, чихнул и подставил мраморный осколок солнечным лучам. Старший брат увидел надпись на древнегреческом, которую когда-то сочинил московский студент Семен.

– Этот кусок я изготовил сам, – похвастался Шепсель. Радость светилась в его глазах, в улыбке, в каждом движении головы, руки. – Сам высек надпись. И завтра я хочу продать это Штерну.

Лейба усмехнулся:

– Самому Штерну? Да ты, брат, рехнулся. Разве у него стали хуже видеть глаза или он все позабыл за последнее время? Опомнись, несчастный. Генрих всегда к тебе хорошо относился. Ну, или почти всегда. Он сразу обнаружит подделку – и прощай его расположение. Я бы не хотел иметь такого врага.

Шепсель лишь расслабленно улыбался.

– Даже если наш друг Штерн и увидит подделку, не нужно бояться, – успокоил он брата. – Я скажу, что приобрел это у крестьянина за копейки, за сумму, равную стоимости бутылки водки. Да, Штерн наш друг и не раз помогал мне, но нам известно, что в обществе он частенько называет меня невежей. Что ж тут такого, если я обмишурился и в этот раз?

Смоляные глаза Лейбы загорелись интересом – похоже, брат действительно задумал нечто гениальное.

– Сработано очень неплохо. – От волнения он стал задыхаться. – Сколько ты планируешь получить со Штерна?

Шепсель покачал головой:

– Тебе это покажется удивительным, но нисколько, ни копейки. Я отдам ему этот кусок даром. Впервые в жизни даром, потому что впервые в жизни мне важны не деньги, а нечто другое. Мне важно, сумеет ли приват-доцент музея определить, что это подделка. Если нет или не сразу – о, какие перспективы открываются у нас с тобой, братец!