росли цветы, но она призналась, что каждый из них уже хорошо знала. В его мире даже такие простые вещи были для нее в новинку: раньше она знала о них только понаслышке, а во время поиска хозяина Бала не уделяла им должного внимания.

Фаина перевела на него взгляд и кивнула в сторону кухни.

– Я заварила свежий чай.

За мыслью о чае последовала мысль об ужине. Матвей неохотно отстранился, вспомнив, что сегодня остался без обеда из-за срочной операции у девушки, упавшей с электросамоката и заработавшей открытый перелом ноги. Будь его воля, для езды на них тоже нужно было получать права – порой их было на дороге больше, чем автомобилей.

– Ну, если роза проживет здесь месяц, – сказал он, – я поверю, что случилось чудо, и куплю еще пару.

Фаина оглядела большую комнату.

– Хорошая идея. Здесь для них идеальный свет.

Матвей втайне надеялся, что она скажет, что будет рада увидеть их лично, но Фаина промолчала. Никто из них не знал, когда она оставит его, наконец избавившись от боли, скрывавшейся в глубине памяти. Ей не становилось хуже, но новых воспоминаний, как она и предсказывала, не появилось. Круговорот жизни и смерти в мире не менялся. Матвею оставалось лишь одно – ждать. И вопреки всему он хотел провести с Фаиной как можно больше времени, сколько бы его ни было им отпущено.

Впервые ему было так приятно проводить время с женщиной, которая не являлась его коллегой. Не было никаких взаимных ожиданий, недосказанностей или упреков оттого, что один из них торопил события, а чувства другого не изменились. Ими обычно заканчивались все его попытки завести отношения. Матвей думал, что готов, но в итоге не чувствовал ничего хотя бы отдаленно напоминавшего любовь, о которой так много говорили все вокруг. Порой он думал, что дело было совсем не в невезении; возможно, он просто родился таким и не был создан для сильных чувств. Сложные отношения в семье и занятость на работе сформировали в нем привычку к одиночеству. Потеря родителей, одного за другим, ее укрепила. А теперь, годы спустя, он вдруг почувствовал, как постепенно в нем пробуждается давно забытое, почти наивное желание возвращаться домой, где его ждали и где был кто-то помимо людей на фотографиях. Это было необычное чувство, но совсем не неприятное, и оно становилось все сильнее.

Прошла неделя с тех пор, как Фаина появилась в его комнате. Затем вторая, третья. Переступая порог квартиры, первым, что видел Матвей, всегда была она. Он чувствовал, как в груди при этом разливалось тепло. Ее зеленые глаза смягчались, будто с ней происходило то же самое, несмотря на то что ее сердце не билось. Синий плед, некогда лежавший поверх покрывала на его кровати, окончательно перешел в ее распоряжение – Фаина встречала в нем Матвея с работы утром после ночной смены и вечером после дневной и укрывалась им, когда он ложился спать в соседней комнате. Для него это был знак, что она все еще переживала последствия той грозы и каким-то образом находила в столь обыкновенной вещи облегчение, оставшись в одиночестве. Из квартиры она никуда не выходила.

Гроза оставалась ее единственным триггером. Они много говорили о Бале любви, о врачах и знаменитых людях прошлого, и она ни разу не проявила признаков беспокойства или дискомфорта, которые помогли бы понять причину ее недуга. Зато это позволило Матвею лучше узнать ее характер. Гости Бала всегда вызывали у нее глубокое восхищение, но были и те, кто не мог на него попасть, однако привлекал ее внимание во время подготовки к Балу. Одни обитатели Ирия создавали необыкновенное игристое вино и шили красивую одежду, используя царящую там магию, другие подолгу рассказывали ей, как разводили лошадей, а третьи тосковали о светлых днях до начала революции, о какой бы стране ни шла речь. С теми, кто революцию поддерживал, они не спорили, не видя в этом смысла. Никто не знал, что случилось бы, если бы история развивалась иначе, а текущие события изменить было уже нельзя. Интереснее всего обитателям того света было наблюдать, как наследники некогда противоборствующих родов находили друг друга в современности и влюблялись.

О Пекле Фаина говорила редко. Гостей на Балу любви оттуда было мало. Слишком часто любовь оказывалась слаба по сравнению с идеями о мировом господстве и богатстве. Это было место греха и раскаяния, где люди видели о себе всю неприглядную правду. Если у кого-то находились силы простить себя за то, что случилось по их вине при жизни, они могли попытаться перейти в Ирий. Но как происходил этот процесс и кто принимал окончательное решение, Матвей решил не спрашивать.

Рассуждать о том, кто заслуживал и не заслуживал места в Пекле, он тоже не хотел. Когда перед ним оказывался пациент, Матвей не задумывался о том, кем тот был в обычной жизни, и делал то, что было нужно для его спасения. Фаина однажды спросила, стал бы он спасать Льва, если бы знал, как все в итоге обернется, и он ответил согласием.

– Разве что, – добавил он в тот день, – еще попросил бы зайти к нему психолога. У парня явно была мания величия.

– Это называется немного иначе, – сурово ответила Фаина. – То, что он предложил тебе, было подло. Ты завел его сердце с третьего раза, а вторая остановка случилась прямо во время операции.

– Он уже поплатился за все, – сказал Матвей, слегка удивленный ее эмоциональной реакцией. – На свете еще достаточно хороших людей, чтобы я мог не думать о таких, как он. Взять хотя бы ту садовницу.

Розе было у него так хорошо, что он решил не ждать месяц и купил еще две, предусмотрительно выбрав для них светлые горшки. Обрадованная, Фаина не отходила от кустиков весь вечер и несколько дней кряду после этого выбирала для себя одежду с цветочными мотивами. Матвей решил, что вечернее платье с юбкой, сшитой из шелковых темно-золотых лепестков, открывающее ее белые плечи и спину, шло ей больше всего. В последнее время в ее одежде начали появляться теплые оттенки.

Фаина бросила взгляд на цветы и немного смягчилась.

– Ты в тот раз успел вовремя. Сердце – ее слабое место.

Когда Матвей потерял пациента в первый раз после ее появления, то не представлял, каким будет его возвращение домой, к уже знавшей все Фаине. Он едва успел подойти к операционному столу, как у пострадавшего после аварии на стройке остановилось сердце. Оставалось лишь зафиксировать время смерти. Он знал, что шансы были невелики, но