Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому не провоцирую, упираю поудобней кулак в мерно поднимающуюся и опускающуюся волосатую грудь и жду.
Если не давать того, чего он хочет, может, будет побыстрее? Или наоборот? Тут не угадать никак, к сожалению…
Волк оценивает мой жест и мой взгляд, на мгновение в глазах мелькают такие острые, звериные огни, что жуть берет, но затем все пропадает.
Он вздыхает, тянет губы в ленивой ухмылке и расщедривается на пояснение:
— Ты знала, что он планирует вернуть себе корону? Верней, идти воевать за нее?
Хмурюсь.
Конечно, я далека от мысли, что Лар так просто отказался от идеи мести, но не думала, что так скоро проявит себя, выдаст с головой.
А ведь обещал!
Действительно, дурак. Мальчишка!
— Знала, — удовлетворенно кивает Волк, — а когда планировала мне сказать?
Еще сильнее хмурюсь, напрягаясь и отводя взгляд.
— Не планировала, значит, — с тем же удовлетворением продолжает Волк. Вздыхает и смотрит в потолок, — как же вы меня, поганые аристократы с золотой кровью, достали.
Отталкиваюсь, чтоб подняться, не желая слушать оскорбления, но жесткая лапа легко перехватывает поперек талии, пригвождает обратно:
— Лежать.
Замираю, вглядываясь в мрачное, холодное лицо.
В голову приходит мысль, что Волк — далеко не так прост, как я думала. Почему-то так думала? Кстати, а почему?
Первое впечатление так сработало, или, может, короткие рассказы Дона о своем веселом приятеле?
Явно потребительское, грубое и похабное отношение ко мне? Требовать с леди такую плату, которую запросил он, могут только недалекие животные…
И, хоть в дальнейшем Волк предстал совсем с другой стороны, но , видно, до конца я его в новой роли не воспринимала.
И ведь понимала, не могла не понимать, что тот, кто управляет Тайной канцелярией, да еще и является одним из лучших шпионов империи, не может быть просто грубым похотливым животным… Понимала, что тот, кого называют братом императора, далеко не так прямолинеен, как хочет казаться…
И все равно, первое впечатление, то самое, что он потом неоднократно подтверждал, словно нарочно прикидываясь грубым зверем, у которого в голове лишь несколько примитивных желаний, никуда не уходило. И мешало понимать, что Волк — далеко не тот, за кого себя выдает…
И сейчас он одним только взглядом чуть-чуть приоткрыл завесу того, другого: холодного, расчетливого, жестокого до озноба существа, мотивы которого мне никогда не понять…
И тон его, ледяной, приказной, совсем не такой приказной, как до этого , в постели, по-другому, пробирает до дрожи. И заставляет подчиняться.
— Гордость ваша наследная… — холодно комментирует Волк мою попытку бунта, — она же — дурость. Я думал, ты умнее.
— Не желаю… слушать…
С удивлением отмечаю, что губы плохо слушаются. Как у него так получилось? Я же… Я же не просто девочка… Я, вообще-то, ведьма. И, как говорит Катаржина, сильная. Да и я сама знаю, что сильная! Я много чего умею! Меня Дон учил! И в пути, когда бежали с родины, было несколько опасных моментов… Да и дороги в империи далеко не так безопасны, как кажется…
Но сейчас я просто не могу пошевелиться. Лежу, остро ощущая свою беспомощность, и смотрю на хищника, только что прикидывавшегося мягким и пушистым…
— А придется, — усмехается Волк, — я думал, что из вас двоих мозги тебе достались. А, оказывается, нет! Оказывается, на вас обоих отдохнула природа. Один дурак лезет на рожон, нетерпеливый малолетка, которого научили паре трюков, и он свято уверовал в то, что неуязвим и может все. А другая, вместо того, чтоб этого дурака угомонить, а если не получается, хотя бы рассказать об этом тем, у кого однозначно получится… Эта, вторая дурочка, молчит. Молчит, позволяя дураку делать то, что он хочет. И то, от чего, в итоге, и помрет!
— Яа-а-а… Я не знала ничего! Он не говорил! — слышу себя со стороны и понимаю, как жалко это звучит, как смешно…
— А если проверить твою комнату, а? Может, что-то интересное найдется? — Волк неожиданно злобно скалится, — а, может, уже и нашлось?
Он кивает на полку небольшого бюро, до этого не замеченного мною в углу комнаты, поворачиваюсь и вижу лежащее там письмо.
Трепыхаюсь, пытаясь встать, потому что понятно уже, что это от Лара! Когда успел? Наверно, пока я раскрывала душу Катаржине…
Единый… Что там?
И почему этот… этот жестокий хищник сразу не сказал?..
Тут же припоминаю, в каком состоянии Волк меня сюда принес… Да уж… Только разговоры разговаривать…
— Лежать, я сказал, — голос еще холоднее, а лапа становится жестче на моей талии, настолько , что даже дыхание перешибает. — Там ничего интересного. Братик трогательно прощается с сестренкой. И просит, чтоб благословила на подвиги. Дурак.
— Единый… — не голос, стон вырывается из груди, — он убежал?
Волк смотрит на меня внимательно, тянется и приподнимает за подбородок, чтоб лучше видеть глаза:
— А ты как думаешь? Или как планируешь? Может, специально ничего не говорила, чтоб этот дурак сбежал, а ты потом, следом?
— Нет-нет! — слезы катятся по щекам сами собой, это так ужасно, и все мои благородные предки вопиют… Но не могу сдержаться. — Я не знала… Единый… Волк… Скажи, что с ним? Что?
Волк еще какое-то время смотрит на меня, и выражение лица его странное. С одной стороны, по-прежнему холодное, а с другой… Непонятное… Он явно хочет увидеть в моих глазах что-то… Видит? Нет?
Наконец, он вздыхает, вытирает большим пальцем слезы со щеки:
— Что с ним будет? Заперли. Сидит, дурак.
Я не могу сдержать выдоха облегчения, и дрожь губ тоже не могу сдержать. Волк тут же касается их шершавым пальцем, продолжает тихо:
— И с ним еще четверо таких же малолетних дураков…
— Единый… — всхлипываю я, прекрасно понимая, о чем он.
Мой брат, несмотря на молодость, умеет вдохновлять…
— Ага… Причем, из них только двое простолюдины, — говорит Волк, внимательно рассматривая мое лицо и продолжая трогать пальцем подрагивающую нижнюю губу, — а еще двое… Сыновья одних из самых влиятельных семейств империи.
—