— Матери скажи, чтобы жрать несла.

Пробка отлетела. Мартин разлил брагу, протянул мне. Я покачала головой. Он тут же выпил сам и отставил пустой стакан:

— Не хочешь, как хочешь. Что значит? Значит, судно придет.

— Так ведь порты…

— Порты, — он кивнул. — По чьей милости порты? А? Знаешь?

Я не ответила на глупый вопрос.

— Лазейку нашли. Заплатили, кому надо. Много, между прочим, заплатили. Пройдем тоннелями, а там к грузовым докам. В общем, тебе эти подробности ни к чему.

— А Гектор?

— Гектор, — Мартина перекосило, будто пожевал кусок норбоннской дыни. — И этого заберешь, чтобы глаза не мозолил. Он уж знает все. Вовремя он у тебя… поправился.

— Завтра… — я прижалась к груди Гектора и почувствовала, как сильные руки обвивают меня. Пока он здесь, рядом, в комнате, неожиданно ставшей нашей, — мне не страшно. — Не бросай меня.

Гектор улыбнулся, но ничего не ответил.

Я комкала в холодных пальцах его серую рубашку, светлую, в сравнение с темной кожей:

— Мне страшно, когда ты уходишь, и я остаюсь одна.

Он снова молчал. Я неожиданно поймала себя на мысли, что так лучше. Молчание лучше, чем вранье. Санилла права — я все выдумала, потому что хотела выдумать. Пусть так, но это мое желание. Не чужое. Мое.

Гектор порылся в кармане, достал помятую веточку с бледно-желтыми цветами. В нос ударил необыкновенный свеже-сладкий аромат. Плотные продолговатые темно-зеленые листочки, нежные соцветия с тонкими загнутыми лепестками. Кажется, я видела такие листья на Форсе.

— Что это? — я поднесла веточку к носу и шумно вдохнула. Хотелось вдыхать и вдыхать, пока голова не закружится от необыкновенного аромата.

— Лигурская абровена. Так пах мой дом.

Я вновь вдохнула:

— Необыкновенный запах.

— Я хочу, чтобы каждый раз, когда ты видишь этот цветок или вдыхаешь этот аромат, ты думала обо мне.

Дурное предчувствие — говорил, будто прощался. Я порывисто обвила его шею и припала к губам. Долго целовала, сильнее и сильнее стискивая объятия. Я хотела его. Здесь, сейчас, осознавая, что светлого завтра может не быть.

— Не здесь. Не так, — он прижал меня к грязной стене и покрывал лицо горячими поцелуями, легкими, как трепещущие крылья бабочки. Поправил волосы и заглянул в глаза: — Мы ждали столько времени. Подожди еще немного. Я увезу тебя на Кодер — маленькую зеленую планету.

— Такую же зеленую, как твои глаза? — я потянулась к губам. Хотелось бесконечно целовать их и никогда не отпускать.

— Еще зеленее, — он сглотнул и прижался щекой, нашептывая мне в ухо; голос совсем осип от желания. — Мы будем лежать в росистой зеленой траве мягкой, как самые лучшие аассинские ковры, на берегу чистейшего озера, слушать шум водопада и пение маленькой сапфировой камышовки. Ты слышала, как поет камышовка?

— Нет, — внутри все замирало. Таких красивых слов мне никто не говорил.

— Ты обязательно услышишь, — Гектор крепко обхватил меня и прижал к себе. Я слышала глухие частые удары его сердца и шумное дыхание. — Завтра мы покинем эту проклятую планету, пошлем ее ко всем чертям, и ты будешь в безопасности.

— Я тебе верю.

И верила бы, даже если бы он поднес к моему горлу нож и уже пустил кровь.

— Потерпи. Два коротких дня.

— Два бесконечно длинных дня. Они покажутся мне вечностью.

Я вновь поймала его губы, мягкие, свежие, с легкими нотками табака. Я бы отбросила все условности, все мысли, все сомнения, лишь бы принадлежать ему. Где угодно, хоть на этом грязном полу, лишь бы заполучить его целиком, покрыть поцелуями, почувствовать, как он наполняет меня. Стать с ним одним неделимым целым, одним существом, андрогином, стихией, вселенной, космосом, мирозданием. Он стер бы с моего тела нежеланные прикосновения других мужчин. Вытеснил болезненные воспоминания о них из глубин памяти. Истребил их запах. Остался бы только он — мой истинный хозяин, хозяин моего сердца, моих желаний, моих мыслей. Потому что я так хочу. Это мой вызов силе. Перед ним я рабыня: самая любящая и самая покорная.

— Ты, — я подняла голову и заглянула в глаза, — ты мой господин. Только ты.

Я хотела это сказать. Озвучить, украсть эти слова у того, другого. Украсть нагло и безвозвратно, будто их уже нельзя произнести вновь. Я чувствовала себя вором, преступником, который лишил де Во чего-то очень ценного. И радовалась, как ребенок. Когда-то давно мы испытывали такой же восторг с Лорой, когда удавалось стащить на рынке какую-нибудь мелочь у торговца. Особенно у жирной горластой тетки Сильфы. Я вновь крала у нее. И ликовала.

Во взгляде Гектора полоснула сталь, кольнула острой иглой. Не этого я ждала. Он покачал головой:

— Нет. Не здесь… Я не могу. Не должен, — он провел большим пальцем по моей щеке. — Но я, к сожалению, не железный, — он со сдавленным рычанием завладел моими губами, и я почувствовала, как руки обшаривают тело, задирают платье. Он больше не сдерживался.

Теперь было по-другому. Касания перестали быть болезненно робкими, я чувствовала его силу, его напор, мучительно хотела покоряться. Я расстегнула неловкими пальцами его рубашку и погладила гладкую грудь: твердую, рельефную, темную, как графит. Осторожно коснулась свежего шрама. Он стал выпуклым и серо-розовым.  Завела руки за спину, чувствуя каждую мышцу. Я выгнулась, когда он покрывал поцелуями шею, замерла, на мгновение испугавшись, что сердце оборвется от охватившего чувства. Шальная мысль кольнула, как нож в спину: я, действительно, хочу этого? Или тороплюсь отдать другому, как сказанные только что слова?

Я замерла и не сразу поняла, что он отстранился. В дверях стоял Клоп и усердно делал вид, что отворачивается, хотя таращился во все глаза и даже слегка покраснел.

— Иди отсюда, мальчик, — Гектор прокашлялся — голос сел и хрипел.

— Там это… — Клоп слегка пнул носком ботинка стену, вызвав дождь из пыли и штукатурки, и поджал губы. — Мартин тебя ищет.

Гектор шумно выдохнул — едва сдерживался:

— Скажи, что позже приду. Сам найду его.

Тот неприятно хихикнул:

— Говорит, очень срочно. Велел тащить, как найду.

Гектор нервно поджал губы, опалил меня горячим взглядом, легко коснулся щеки:

— Значит, так и надо. Я едва не сделал большую ошибку. Ты… хорошая…

Я прислонилась спиной к стене:

— Останься.

Он покачал головой и отвел глаза:

— Нужно идти. Видно, все же так надо.

Гектор небрежно чмокнул меня в щеку, на удивление холодно, отстранился, торопливо застегивая рубашку, и вышел вслед за Клопом. Я слушала, как затихают его торопливые шаги, достала из кармана помятую веточку абровены и вдохнула восхитительный запах — к свежей одуряющей сладости примешивалось что-то горькое.