— Всегда мечтал трахнуть высокородную сучку, — дыхание сбивалось. — Но по мне — такая же дырка, как и у всех. Только гонор в довесок.

Я изо всех сил стиснула зубы, думая, что они вот-вот начнут крошиться от давления. Я не здесь. Далеко. На Кодере, с Гектором, на свежей зеленой траве, мягкой, как аассинский ковер. Слышу звуки водопада и пение сапфировой камышовки. Все, как он обещал.

— Скажи спасибо, что я тебе позволил… здесь расхаживать, как одной из нас, — этот голос вдребезги разбил мой иллюзорный мирок. — А мог… держать под замком — ты ведь господская зверушка, тебе привычно, — его дыхание сбивалось, слова вылетали с паузами, заполненными тяжелым дыханием. — И, уж, сговорчивой… едва ли была — иначе бы не бежала, — еще и еще, со сдавленным хрипом. — А с парней брал бы… деньги, если они захотят поразвлечься… И тебе не скучно, и мне польза. Теперь видишь, как тебе повезло?

Я старалась не слушать. Всего лишь слова, которыми он старался посильнее задеть. С каждым толчком терлась спиной о член Бальтазара и с ужасом ощущала, как он становится больше и тверже. Только не это. Пусть хотя бы один, не двое. Мартин потерял контроль и уже просто вколачивался все интенсивнее и сильнее. Прикрыл глаза и до боли вцепился в мои колени. Еще и еще, снова и снова. Я слышала лишь надсадный скрип старой кровати и его еле сдерживаемые стоны. Бальтазар подо мной напрягся, и я почувствовала, как платье намокло. Он обмяк и уже не держал меня. Пусть так. Теперь я думала только об одном: что скажу Гектору? Он не зеленый юнец, он все поймет. Я не хотела рассказывать об этом — пусть вся эта грязь останется на этой грязной планете.

Наконец, Мартин застонал сквозь стиснутые зубы и отпустил меня. Я мечтала только об одном — отмыться. Под струями горячей воды с убойной дозой дезинфектора, от которого разъедает глаза и перехватывает дыхание. Никогда не ощущала себя настолько грязной. Просто уставшей и грязной. Это был не акт близости — что-то сродни падению в нагретую солнцем выгребную яму, в липкую теплую жижу с отвратительным запахом. Отмыться, проплеваться. Забыть.

Странное осознание: я не ощущала себя поруганной женщиной, потому что не видела в Мартине мужчину. Ему не удалось унизить меня так, как он хотел. Хотел ли? Я не видела желания в его глазах — он всего лишь для проформы хотел забрать то, что по какой-то неведомой причине считал своим.

Он посмотрел на меня, и я отвернулась:

— Надо было правильно выбирать друзей, детка. Все могло бы закончиться иначе. Мне жаль.

Мне плевать на его жалость.

Оба, наконец, вышли, оставив меня одну. Мартин лишь бросил в дверях:

— Поторапливайся, детка. Некогда рассиживаться. Хорошего понемножку. И да, — он обернулся, — если у тебя есть хоть немного мозгов — ты никому об этом не скажешь.

Я уткнулась лицом в ладони, шумно дышала, стараясь хоть как-то успокоиться. Не скажу — надо быть последней дурой. Еще немного. Совсем немного, и я вырвусь из этого ада.

Они ждали меня в столовой, сидели за столом и курили дарну. Мартин покручивал пальцами стакан с выпивкой. Ненавижу эту вонь. Она навсегда будет ассоциироваться у меня с этим кошмарным местом. Доброволец и Бальтазар облапали меня одним им понятными взглядами, от чего меня передернуло. Понятными им и мне.

Санилла выглянула из-за стойки, нахмурилась:

— Милая, все в порядке? У тебя совсем убитый вид.

Я выдавила улыбку:

— Все хорошо.

— Поешь перед дорогой? А то, кто знает, когда теперь придется.

Я покачала головой — мне сейчас и кусок в горло не полезет. Только скорее бы отсюда. Забиться в самый темный угол, не видеть и не слышать никого, кроме Гектора.

На мгновение мелькнула страшная мысль: жив ли он? Я уже ничему не удивлюсь.

Мартин тряхнул косицами, осклабился:

— Нарядилась, детка? — он явно не ждал ответа. Поднялся, выцеживая остатки из стакана, кивнул Окту и Бальтазару: — Все, пошли.

Я потуже затянула пояс с монетами, надела капюшон. Санилла грустно улыбнулась и обняла меня, едва скрывая слезы. Шепнула в ухо:

— Не ходи, девочка. Останься здесь.

Я вырвалась из ее объятий:

— Мне здесь не место. — Чмокнула ее в пухлую щеку: — Прощай.

Я обернулась у дверей, помахала толстухе в последний раз и пошагала за мужчинами. Мы вышли в дымный морок и направились в сторону топливного склада. Уже опускалась ночь. Небо, затянутое парами Котлована, стало голубовато-седым, жемчужным. За пустырем оно было бархатно-черным, усеянным колкими глазками звезд.

Бальтазар открыл вход в один из тоннелей, зажег фонарь. Мы спускались по очень крутой узкой лестнице в кромешную темноту. Шаги отдавались гулким эхо в тонком хлипком металле. Наконец, достигли дна. Луч света выхватил в темноте транспортную платформу, настолько маленькую, что она напоминала хозяйственную тележку. Мы встали на платформу, соприкасаясь спинами, взялись за поручни. Загудел старый хрипящий двигатель, и платформа плавно понеслась в темноту тоннеля. Необработанные стены, выхваченные светом фонаря, слились в серую мутную полосу, от которой начинало тошнить. Я покрепче схватилась за гудящий вибрацией поручень и закрыла глаза, стараясь думать только о хорошем.

Наконец, движение прекратилось — платформа остановилась, но вибрация все еще отдавалась дрожью в руках. Теперь мы вновь поднимались. Скрипнула дверь, в образовавшейся щели показался клочок усыпанного звездами неба. Должно быть, — выехали за границы Котлована.

Я шагнула под лунные лучи и с наслаждением втянула ночной воздух, который после испарений Котлована показался ни с чем не сравнимым пьянящим эликсиром. Сладковатый, прохладный, будто звенящий кристальной чистотой. Так пахнет свобода. Моя свобода.

Мартин огляделся, кивнул, натянул на голову капюшон и направился в сторону каких-то низких строений с плоскими седыми крышами. Это мало напоминало корабельные ангары. Окт и Бальтазар взяли оружие наизготовку. Мы остановились перед серыми воротами, Мартин вышел вперед и замер, глядя по сторонам.

Послышался звук отъезжающей двери, демонстрирующей черное нутро. Скрежет, звон и гудение стонущего металла, который усиливался пустотой ангара. Он разносился по округе и, казалось, был способен достигнуть города.

Мартин прошел еще несколько шагов и прокричал в темноту:

— Мы прибыли.

Он махнул парням, и мы встали в нескольких шагах позади.

В темноте что-то зашевелилось, и меня обдало ледяной волной паники. Колкий страх пробирался в душу, сковывая члены. Я услышала шорох десятков ног за спиной, обернулась и едва не лишилась чувств — нас обступили черные имперцы. Я заметалась, но Окт и Бальтазар схватили под руки.

Я уже все поняла.

Доброволец предал меня. Предал и продал.

Я отчетливо увидела, как в свете загоревшегося прожектора показался де Во. Я почти видела пылающие злобой глаза и перекошенные черты. Он направился ко мне, но Мартин преградил дорогу: