Не гася свой фонарь, Ворохов поплыл в глубину. Вода освещалась на три-четыре метра впереди пловца, но мельчайшие песчинки, висящие в океанской толще, мешали обзору. И Станислав понял, что достиг дна, лишь когда его вытянутые руки коснулись твердого грунта. Поднявшись вверх на два метра, Ворохов поплыл по расходящейся спирали, внимательно глядя вниз и перед собой. Вскоре он обнаружил глубокую траншею, пробороздившую дно, шириной в несколько метров, и поплыл вдоль нее. Траншея закончилась многометровым песчаным валом. Осмотрев его со всех сторон, Станислав убедился, что вал и траншея образовались здесь в результате удара днища подводной лодки. То, что после этого она смогла самостоятельно всплыть, показывало – полученные повреждения для атомохода оказались незначительными. Приняв это к сведению, Ворохов продолжил осмотр океанского дна…

Он делал все большие круги, но транспортировщик по-прежнему не попадался на глаза. Станислав вернулся к траншее, оставленной на дне подводной лодкой, и поплыл вдоль нее в противоположную сторону. «Песок… песок… какие-то камни… опять песок… – Ворохов пристально всматривался в проплывающее под ним океанское дно. – Еще одна каменная россыпь и снова все тот же песок…» На глубине ста метров, куда никогда не проникают солнечные лучи, где нет ни водорослей, ни кораллов, морское дно напоминает ландшафт безжизненной пустыни. Лишь донные черви да членистые многоножки изредка могут встретиться подводному исследователю. Но на глаза Станислава не попались даже они. И вот, когда командир разведгруппы «морских дьяволов» почти отчаялся отыскать протараненный американским атомоходом транспортировщик, он заметил впереди слабое свечение. Переключив двигатель буксировщика на полную мощность, Ворохов устремился к замеченному им проблеску света…

«Тритон» лежал на левом боку, наполовину зарывшись в донный грунт. Луч его тускнеющего прожектора едва пробивался сквозь висящие в воде частицы песка. Стекло защитного колпака покрылось трещинами. На правом борту обозначилась глубокая вмятина. Перо руля оказалось вырвано, а лопасти гребного винта смяты и покорежены. Но единственно значимым фактом для Станислава была судьба его друга. Направив свой фонарь на стеклянный колпак-обтекатель, Ворохов заглянул в кабину транспортировщика. Первое, что он увидел, – это заканчивающийся загубником шланг бортовой дыхательной системы, тот самый, который предназначался для дыхания оператора подводного аппарата. Теплившаяся у Станислава надежда растаяла окончательно. Выпустить изо рта загубник мог только мертвый или умирающий водолаз. Но когда Ворохов осветил тело полулежащего в кресле оператора Андрея Мамонтова, в его душе вновь вспыхнул огонек надежды. Андрей не двигался, но у него во рту находился загубник его собственного дыхательного аппарата. Станислав понял, что Андрей, разгадав намерение капитана «Атланта» протаранить транспортировщик, попытался покинуть кабину «Тритона», но не успел это сделать. «Андрей! Андрей! Ты слышишь меня?!» – мысленно закричал Ворохов и застучал по стеклу кабины. Мамонтов не шевелился. «Сейчас, Андрей, подожди», – продолжая мысленно разговаривать с другом, Станислав попробовал сдвинуть с кабины «Тритона» защитный колпак. Но, несмотря на его отчаянные усилия, тот не сдвинулся ни на сантиметр. Подсвечивая себе фонарем, Ворохов осмотрел внутренние запоры. Увы! Они оказались закрыты. Ворохов попытался разбить стекло рукояткой ножа или расширить лезвием образовавшиеся на стекле трещины – все было тщетно…

«Спокойно, – сказал себе Станислав. – Ты обязательно придумаешь, как его оттуда вытащить. Но сначала нужно успокоиться. – Спрятав в ножны бесполезный нож, Ворохов постарался взять себя в руки. – Если стекло невозможно ни разбить, ни разрезать, его нужно… Дрель! – вспыхнула в мозгу спасительная мысль. – Толщина стекла сорок миллиметров, длины сверла вполне хватит!» Ворохов поспешно снял с пояса электродрель и вставил в нее вместо отвертки специальное твердосплавное сверло. Прижав острие сверла к стеклянному колпаку, напротив внутреннего запора, он начал сверлить. Вращающийся металлический стержень углубился в оргалитовую пластмассу и, проделав в ней отверстие, показался с противоположной стороны. Вслед за первым Ворохов просверлил еще несколько отверстий, после чего вставил в образовавшуюся прорезь лезвие ножа. Зацепив острием за выступ внутреннего запора, он принялся его по миллиметру сдвигать, пока не освободил целиком. Со вторым запором пришлось повозиться дольше, так как «Тритон» лежал на боку и сверлить стекло Ворохову пришлось вниз головой. Но в конце концов он справился и с этой задачей. Вытянув задвижки на обоих внутренних замках, Станислав вновь взялся за защитный колпак и ценой нечеловеческих усилий все-таки сдвинул его с кабины транспортировщика.

Проникнув во внутрикабинное пространство, он потряс Андрея за плечо. Тот не реагировал. «Ладно, Андрей, можешь не двигаться, – обратился к нему Станислав. – Только не умирай. Договорились?» Подхватив друга под мышки, он вытащил его из кабины. Но прежде чем окончательно покинуть лежащий на дне «Тритон», Ворохов еще раз заглянул в кабину, чтобы забрать портативную гидроакустическую станцию, без которой невозможно было отыскать в океане оставшийся за много миль отсюда «Зодиак».

13.10

Пять противолодочных вертолетов, и в их числе вновь заправивший баки «Кондор-3», рыскали над поверхностью океана, стараясь обнаружить в водной толще групповой транспортировщик подводных диверсантов или одиночного боевого пловца. Более всего горел желанием отыскать потерянную цель экипаж «Кондора-3». Операторы беспрестанно вращали рукоятки управления магнитным локатором, а пилот вертолета добросовестно выполнял их команды, снижаясь до нужной высоты. Однако все было напрасно: и подводный транспортировщик и пловец погрузились ниже порога чувствительности поисковой аппаратуры. Но оба оператора продолжали вглядываться в пустой экран магнитометра, моля о том, чтобы на нем вновь появилась цель. И спустя несколько минут на экране действительно возникло пятно засветки.

– Есть цель! – практически одновременно выкрикнули оба оператора, опасаясь, что она может снова исчезнуть.

Но пятно никуда не пропало. Наоборот, с каждым пробегом луча по экрану оно увеличивалось, пока не разрослось настолько, что заполнило собой все поле прибора. Такой световой отклик не мог иметь ни индивидуальный носитель боевого пловца, ни групповой подводный транспортировщик.

– Что за черт? – Один из операторов недоуменно повернулся к другому.

В этот момент под брюхом вертолета вскипела вода, и из пучины, подняв тучи соленых брызг и разметав в стороны поднятые ветром волны, на поверхность океана вынырнула подводная лодка. Несколько секунд пилот и оба оператора изумленно глазели на черную громадину, с которой скатывались потоки воды. Затем начальник бортового технического поста нехотя повернул ко рту выносной микрофон своего шлемофона и произнес:

– «Гнездо орла», я «Кондор-3», в обследуемом районе наблюдаю всплытие подводной лодки.

– Какой лодки?! – оглушил оператора голос каперанга Трентона, вырвавшийся из наушников. – Что вы несете?!

– Нашей лодки, – стараясь говорить тише, чтобы ненароком не навлечь на себя гнев инспектора ЦРУ, объяснил оператор. – «Атлант» всплыл в надводное положение.