ли все тот же сельский этикет предписывал быть аккуратными в проявлении эмоций, то ли чужаки, пусть даже и вроде бы привычные, априори не вызывали положительных эмоций. К слову, мужчины тоже вели себя в этом плане довольно аккуратно. Искренне хохотали, пожалуй, только дети. Так вот Матрена выдавала нечто среднее – и не едва обозначенную уголками губ осторожную гримасу взрослой женщины, и не безудержный смех девочки. Именно что среднее. Получалось красиво.

И ведь не скажешь, что рядом не случайная приятельница, с которой можно весело потусить в клубе, а потом забыть, как будто ее и не было. У Матрены за спиной небольшое персональное кладбище. Плюс школа выживания, которой позавидуют матерые экстремалы. Они, угодив в незнакомый лес, будут мучительно определять, как и куда идти. Не факт, что вообще смогут выбраться. А это дитя природы уже вечером примчится домой, набрав по пути грибов-ягод, да еще и будет ожидать отцовской ругани за то, что долго шла. Кстати о возможных последствиях.

– Тебя отец ругать не будет?

– За что?

– Ну, сидишь тут со мной, рассуждаешь…

– Слишком близко сижу, – хихикнула девушка. – Нет, он к этому спокойно относится, если знает, что ничего не грозит. Да и не отец он мне.

– Вот как? – приподнял удивленно брови Семен. – А кто?

– Он… охранял нашу семью. Отец погиб… давно. Матвей охранял, пока не началась грызня.

– Грызня – она всегда, – философски заметил Семен.

– Да. Только соседи чаще просто вслед друг другу плюют. А тут стали резать. И поляки пришли… Мать болела, идти не могла. Матвей вытащил меня, а когда вернулся, ее уже убили. Вот он меня и увез сюда. Учил, чему сам знал. Вырастил. Он мне как отец. Но все же не отец.

– Понимаю, – вздохнул Семен. Он и вправду понимал – ситуация, в общем-то, житейская, в голливудских фильмах не раз обыгранная. И единственный вопрос, кому мог служить здешний дон Карлеоне до того, как стал криминальным авторитетом. Человек с великолепным европейским образованием. Мастерски владеющий оружием. Знаток этикета и, судя по некоторым нюансам, вообще если не аристократ, то как минимум дворянин. Пускай он это старательно и довольно ловко скрывает, но иногда все равно прорывается. Очень много несуразностей. Вопросов больше, чем ответов.

– А раз понимаешь, то меньше бойся.

– Я не боюсь. Точнее, за себя не боюсь.

– А за кого? – девушка хитро прищурилась.

– За тебя.

Вот так, слова вроде бы простые, ни малейшей пошлости, а девчонка покраснела, как маков цвет. Аккуратнее надо быть, следить за смысловой нагрузкой и вообще…

– А почему ты бреешься?

Логичный вопрос, учитывая, что здесь борода считалась едва не обязательным признаком настоящего мужчины. Однако Семен регулярно брился, благо провез в эту эпоху, помимо всего прочего, здоровенную опасную бритву. Пользоваться ею, кстати, дед научил. Тот еще квест, надо признать, вначале постоянно боялся, что или ухо себе отхватит, или разом всю голову, но со временем привык. А вот лейтенант успел зарасти, щеголяя короткой, но густой бородищей.

– На моей родине принято бриться. Да и не особо нравится мне борода. Зудит кожа, пачкается, когда ешь, да вдобавок запросто насекомые могут завестись. Оно надо?

– Да нет… Просто непривычно. И знаешь, мне нравится.

Вот ведь черт! Похоже, этой несмышленой малолетке сейчас будет нравиться все, что бы он ни делал. И как от такой чести отбрыкаться?

Развить мысль и диалог он не успел. Вышла из дома служанка, позвала Матрену. Та умчалась – не самой же служанке она потребовалась, отец зовет. Похвальная дисциплина, к слову. И, может статься, он все же призовет ее к порядку.

Следующие дни текли вяло и однообразно. С утра – фехтование с подопечной, делающей, к слову, определенные успехи. Все же, несмотря на посредственную базу, физическую подготовку она имела отменную. Профессиональные спортсменки позавидуют. Так что фехтовали много и с интересом, но и только. Больше доверительных разговоров не было – то ли Матвей все же сделал ей внушение, то ли еще что.

Зато хватало разговоров с лейтенантом. Тому, очевидно, требовалось выговориться, поэтому к Семену он заходил часто и сидел подолгу. За время, которое они здесь провели, репутацию лейтенант заработал крепкую. Семен тоже, но чуть иную. Отчаянный рубака (х-ха!), умело управляющийся с любым видом оружия – это про него. Но такая репутация – она для обычного солдата, неважно, наемника или идейного защитника своего дома. Так что, по большому счету, кроме настырной ученицы, он ничье внимание не привлекал.

Лейтенанта же всерьез уважали. Тоже как солдата, но знающего и умеющего много больше, чем среднестатистический ратник. Кроме того, лейтенант тесно сошелся с разведчиками и теперь периодически выбирался с ними за стены. В общем, не просто герой, а фигура рангом повыше. В сущности, он и здесь подтвердил свое офицерское звание, только и всего.

Правда, тем самым он подтвердил и то, что не имеет отношения к здешней России. Даже в родном времени ходит поговорка, что если два офицера за полчаса разговора не найдут ни одного общего знакомого, значит, один из них шпион. Здесь же страна пожиже, армия поменьше… В общем, рядового солдата могут и не знать, а вот любой, кто занимает хоть какую-то должность, лицо публичное.

Вначале из-за этого на лейтенанта косились, но, быстро убедившись, что ему можно доверять, перестали обращать внимание на странности прибившегося к городу наемника. Толерантность цветет и пахнет, aгa. Нo Семен, в отличие от них, понимал главное. Если конкретно, то, что подготовка и опыт товарища позволяют смотреть и шире, и глубже. А самое главное, выводы делать куда более грамотные.

Так вот, лейтенанту расклады не нравились совершенно. Получив серьезнейшую плюху, угробив кучу народу и убедившись, что взятые в полунищем городе трофеи не окупят потерь, наемники просто обязаны были свалить отсюда быстрее поросячьего визга.

Что держит гетмана, было ясно, однако же буйная наемная вольница связана с ним только деньгами. Можно, конечно, договориться с командирами отрядов, но должность это выборная. В бою подчинение беспрекословное, однако, если офицер теряет авторитет у подчиненных, его запросто сместят. А то и покритикуют из дюжины стволов разом.

Вывод один: если не отступают – значит, им платят. Очень хорошо платят, раз сумма перевешивает риск сложить голову в бою с неуступчивыми русскими. Какие средства в это вложены, неприятно даже представить. И вывод прост: не отстанут, будут пытаться достать до последнего. Уроды!

Да еще и орудия эти… Никто не собирался их увозить, но и стрелять больше не пытались. Видимо, порох берегли. А это, в