не жило на Земле за всю историю. И кто здесь главный? Большей частью мы, если только мы не потревожим наших жильцов, выведя их из равновесия. И тогда главными оказываются они, и хорошо, если нам наверняка известно, где ближайший туалет. Подсчитайте-ка всех микробов, живущих в кишечнике и на коже, и число этих живых организмов превысит число всех клеток вашего тела[231]. Микробов может быть больше 100 триллионов. Некоторые из них влияют даже на то, какие лакомства мы предпочитаем (например, шоколад), так как расщепляют крупные молекулы, что позволяет им попадать в кровоток[232]. Думаете, ваши предпочтения – ваш удел? Ничуть. Если вы не равнодушны к сладкому, то вас, вернее всего, населяют бактерии-сладкоежки.

А как насчет чувств? Человеческое тело с его сложными биологическими и электрохимическими процессами – вот все, что у нас есть для дешифровки окружающей среды. Пяти имеющихся у нас чувств – зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса – вполне достаточно, чтобы распознавать внешние раздражители. И столь важны для нас их данные, что отсутствие хотя бы одного из них, как принято считать, делает человека инвалидом.

Если оценивать чувства с точки зрения дальности восприятия, то первым в этом ряду идет зрение. Самая далекая вещь, видимая невооруженным человеческим глазом, – это двойник нашего Млечного Пути, галактика Андромеда, находящаяся на расстоянии двух миллионов световых лет. Вторым идет слух. Если звук громкий и раскатистый, например гром, он слышен человеческим ухом с расстояния нескольких километров, заполняя собой, образно говоря, весь видимый горизонт. Что касается обоняния, то вы и без индикаторов дыма из любой точки дома сможете определить, что подгорел ужин. И последними идут вкус и осязание. Чтобы почувствовать что-то на вкус или прикоснуться к чему-то, требуется прямое общение между вещью и телом.

Наука не смогла бы достичь зрелости, если бы инженеры не разработали инструменты, способные усиливать, обострять, расширять и даже заменять все пять органов чувств. Более того, мы открыли чувства, никак не связанные с физиологией человека. И в самом деле, наши пять чувств меркнут по сравнению с десятками «чувств», которыми располагает современная наука и которые дают нам исключительный доступ к тайнам природы. Так, с их помощью мы отслеживаем невидимые электромагнитные поля, инфракрасное, ультрафиолетовое, рентгеновское и гамма-излучение. С их помощью мы измеряем гравитационные аномалии, поляризацию и проводим спектральный анализ света, вычисляем концентрацию химических веществ вплоть до миллиардных долей, давление и состав атмосферы. В больнице мы используем магнитно-резонансную томографию (МРТ) – блестящее медицинское применение ядерного магнитного резонанса. Аппарат изначально называли ядерным магнитно-резонансным томографом, но слово «ядерный» – одно из табу нашего времени, так что оно было изъято, чтобы пациенты не думали, будто подвергаются смертельному облучению. За это открытие два физика Феликс Блох и Эдвард Пёрселл получили в 1952 году Нобелевскую премию[233]. Пёрселл, кстати сказать, был одним из преподавателей физики в колледже, где я учился. Его коньком была астрофизика, и он сделал важные открытия, связанные с поведением атомов водорода[234], что дало ученым, использующим радиотелескопы, возможность находить и отслеживать в Млечном Пути скопления газообразного водорода.

Медицинский томограф не имеет аналогов в нашей профессии. Ни на какие гранты ученые-медики не смогли бы открыть фундаментальные принципы его работы, так как МРТ работает по законам физики, а их открыл ученый, никогда не интересовавшийся медициной. То же самое можно сказать и о радиологии (рентгене, компьютерной томографии и ПЭТ-сканировании), и об электроэнцефалографах, электрокардиографах, оксиметрах и ультразвуке. Этот список можно продолжить. Если у аппарата имеется кнопка включения, он основан на принципах физики. Но чтобы устройство было оставлено на службу медицине, нужны и инженеры-физики, и инженеры-медики, которые увидят полезность какого-либо открытия. Раздающиеся сегодня призывы финансировать не фундаментальные, а практические исследования и настойчивые просьбы не тратить деньги на космос, когда их с большей пользой можно потратить на Земле, – это закономерные, но не совсем продуманные желания. Хотите прогресса цивилизации? Тогда финансируйте и то, и другое, и третье. Ведь никогда не знаешь заранее, какие открытия преобразят вашу жизнь, даже если были сделаны вне сферы ваших интересов[235].

Ультразвук, в частности, многое сделал для нашего здоровья. Хорошо известно, что в чреве матери плод формируется в течение девяти месяцев и недоношенный пятимесячный плод не способен выжить вне матки даже при интенсивном медицинском уходе. Возможно, когда-нибудь мы узнаем, как, поместив плод в колбу, довести его до полного созревания, но прямо сейчас эта перспектива туманна. Так вот, в Соединенных Штатах сейчас ведутся бурные споры о том, имеют ли законодатели штатов и федеральные органы власти право контролировать деторождение. Некоторые демографы твердо убеждены, что беременные женщины не имеют право прерывать беременность по прошествии шести недель, потому как на этом сроке с помощью УЗИ можно обнаружить сердцебиение плода[236]. Прерывание беременности в этом случае они приравнивают к убийству.

Если это и было бы убийством, то убийством совершенно нежизнеспособного эмбриона, который весит не больше кнопки. Здесь сильно влияние консервативных христианских групп фундаменталистского толка. Из 15 самых религиозных штатов Америки[237] в 11 уже запрещены или ограничены аборты[238]; правда, некоторые законопроекты забуксовали, когда Верховный суд США пересмотрел решение по нашумевшему делу 1973 года «Роу против Уэйда», отменив запрет на аборты. Безусловно, на людей здесь влияет вера в любящего, сострадательного Бога и в святость человеческой жизни (неважно, состоятельна она или нет). Нельзя сказать, что эти люди плохие; нет, скорее, они хорошие христиане, хотя в 10 из тех же 15 религиозных штатов применяется смертная казнь[239].

В целом, трое из четырех избирателей, голосующих за республиканцев[240], выступают против абортов и отстаивают позицию «все ради жизни», даже несмотря на то, что республиканцы, как правило, ратуют за невмешательство правительства в частную жизнь. С медицинской точки зрения человек первые восемь-девять недель считается эмбрионом, а после, вплоть до рождения, плодом. Однако по собственному опыту могу сказать, что те, кто радуется своей беременности, думают об эмбрионе как о «ребенке» и никак иначе. Это простая лексическая замена придает немало смелости консервативным защитникам жизни, так что они то и дело смеются над либералами, желающими одновременно и «спасти китов», и «прервать беременность»[241].

Давайте посмотрим на статистику абортов в США за последнее десятилетие. В период с 1990 по 2019 год из более чем 5 миллионов забеременевших женщин за год[242] почти 13 % прервали беременность по совету врачей[243]. Однако случается, что в течение первых 20 недель происходит выкидыш – в 15 % случаев. Зачастую самопроизвольное прерывание беременности проходит незамеченным – в течение первых трех месяцев, часто еще до того, как женщина