Было два часа ночи.

Каждый из них проник на виллу через разные входы: Хана – состороны часовни по тридцати шести ступеням, а он – с северного дворика. Войдя вдом, он снял с руки часы и положил их в альков на уровне груди, где жилмаленький святой – покровитель этого госпиталя на вилле. Она не увидитфосфорического циферблата.

Он уже снял ботинки и был только в брюках. Фонарь,привязанный к предплечью, выключен. В руках ничего нет. Он прислонился к темнойстене прихожей, словно растворился в ней. Постояв немного во мраке, этот худойсмуглый мальчик в темном тюрбане, с браслетом-«кара», который свободно висит назапястье, проскальзывает через внутренний дворик.

Он прошел на кухню, почувствовал в темноте собаку, поймал ееи привязал веревкой к столу. С полки взял банку сгущенки и вернулся кзастекленному четырехугольнику внутреннего дворика. Провел рукой по основаниюдвери и нащупал маленькие подпорки. Вошел и закрыл за собой дверь, изловчившисьв последний момент поставить эти подпорки снова на место – на случай, если Ханазнает о них.

Потом он залезает в колодец. На глубине около метра там естьперекладина, и вполне крепкая. Он опустил за собой крышку и согнулся там,воображая, что они играют в прятки и она как раз теперь ищет его. Он начинаетсосать сгущенку.

* * *

Хана знала: от него можно ожидать чего-нибудь в таком духе.Войдя в библиотеку, она зажгла фонарик на своем предплечье и прошла к полкам,которые возвышались от пола до потолка. Дверь, ведущая сюда из здания, закрыта,поэтому в коридорах никто не увидит свет. Только если Кип будет снаружи, томожет заметить ее через двустворчатую дверь.

Она медленно идет, время от времени останавливаясь, ищасреди итальянских книг, преобладающих на полках, какую-нибудь случайнокупленную былыми хозяевами виллы английскую книгу, которую она может почитатьсвоему пациенту. Ей нравились эти книги в итальянских переплетах, фронтисписы,цветные иллюстрации, защищаемые папиросной бумагой, их запах; даже хруст, когдавы открываете их слишком быстро, как бы ломая невидимые косточки…

Она снова останавливается.

«Пармская обитель»[87].

«Если я справлюсь со своими трудностями, – сказал он Клелии,– я нанесу визит в этот живописный уголок Пармы, а вы не соблаговолите лизапомнить имя: Фабрицио дель Донго.»

* * *

В дальнем углу библиотеки на ковре лежал Караваджо. Втемноте ему казалось, что левая рука Ханы излучает свет сама по себе, будтонамазана фосфорной смесью, и его по-разному отражают переплеты книг, темныеволосы, ткань ее платья и закатанный рукав на плече.

* * *

Он вылез из колодца.

* * *

Круг света диаметром около метра, который исходил от ееруки, на несколько мгновений исчез, и Караваджо показалось, что между нимипролегла целая долина тьмы.

Она взяла под мышку книгу в коричневом переплете. Когда онадвигалась, одни книги появлялись, другие исчезали.

Девочка, безусловно, повзрослела. И сейчас она нравилась емубольше, чем в то время, когда он лучше понимал ее, когда она была всего лишьмилой доченькой своих родителей. То, какой она была сейчас, было ее решением,она сама решила сделать себя такой. Он чувствовал: если бы встретил Ханугде-нибудь на европейской улице, девушка показалась бы ему знакомой, но он быее не узнал. В ту ночь, когда он пришел на виллу и впервые увидел ее здесь, онбыл шокирован, но постарался не показать этого. В ее аскетическом лице, котороепоказалось ему холодным, была резкость.

Теперь он понял, что за последние два месяца привык к ней,именно к такой, какою она стала. Он с трудом верил, что ему нравилось еепреображение. Несколько лет назад он пытался представить себе, какой она станетвзрослой, и наделял ее будущий образ качествами, взращенными на питательнойсреде ее тогдашнего окружения. Тогда ему грезилась отнюдь не эта прекраснаянезнакомка, которую он мог любить еще больше, потому что она была сделанасовсем не из того, что он ей пророчил.

Она лежала на диване, повернув фонарь к себе, чтобы былоудобно читать. Через некоторое время подняла голову, прислушиваясь, и быстровыключила фонарь.

Может, она почувствовала, что не одна в этой комнате?Караваджо знал, что он шумно дышит и что ему трудно сдерживать свое дыхание –не самые подходящие качества для человека с его профессией, верно?

Свет зажегся на мгновение – и снова быстро погас.

Затем все в комнате пришло в движение, кроме Караваджо. Онслышал шум вокруг себя и удивлялся, что его не трогают. Здесь был этот пареньиз Индии.

Караваджо встал, прокрался к дивану и протянул руку туда,где лежала Хана. Ее там не было. Когда он выпрямился, его схватили за шею ипотащили назад и вниз. В лицо ударил свет, оба тяжело вздохнули и повалились напол. Рука с привязанным к предплечью фонарем все еще крепко держала его за шею.Потом в пучке света появилась босая женская нога, промелькнула мимо лицаКараваджо и остановилась на горле лежащего рядом Кипа. Зажегся еще один фонарь.

– Попался, попался!

Двое с пола смотрели на силуэт Ханы над ними. Девушкаприговаривала:

– Попался, попался. Я знала, что Караваджо будет здесь,и все подстроила.

Она сильнее прижала ногой шею Кипа.

– Сдавайся! Признавайся…

Караваджо начал выбираться из тисков Кипа, весь потный, безсил, чтобы бороться. Свет двух фонарей теперь был направлен на него. Ему как-тонадо было встать и выползти из этого ужаса.

Признавайся.

Девушка смеялась. Ему необходимо успокоиться, прежде чем ончто-нибудь скажет, иначе голос задрожит; впрочем, они вряд ли будут слушать,они слишком возбуждены своим приключением. Он освободился от рук Кипа и, неговоря ни слова, вышел из библиотеки.

* * *

Они снова остались вдвоем в темноте.

– Ты где? – спрашивает она. Потом быстро двигается. Онлежит так, что она спотыкается о его грудную клетку и падает ему в объятия. Онакладет руку ему на кадык, затем прикасается губами к его губам.

– Сгущенка! Во время нашего поединка? Сгущенка? – Онаприжимается ртом к его потной шее, как бы желая испробовать его на вкус, в томместе, где недавно была ее нога. – Я хочу видеть тебя.

Он поднимает руку, к которой прикреплен фонарь, и видит ее –на лице полосы грязи, волосы влажные от пота и растрепанные. Она усмехается,глядя на него.

Его руки скользят вверх по ее рукам и теплыми чашечкамиобхватывают ее плечи, будто прирастая к ним. Куда бы она ни отклонилась сейчас,он будет с ней. Она подалась всем весом назад, проверяя, последует ли он заней, удержат ли его руки ее от падения. Но вот он и сам падает рядом,изворачиваясь так, что ноги мелькают в воздухе, только его руки и губы с ней,остальное тело – словно хвост богомола. Фонарь все еще держится на его левойруке.