— Вы не похожи на моих бывших мужей, — заявила она, чем снова напрягла.

— А можно больше не вспоминать о них? Хотя бы сегодня, — проворчал.

— Это сложно. Таких ночей у меня было уже несколько и трудно не сравнивать их друг с другом, — заявила она, протягивая руку и отрывая ягоду винограда. Никандр недовольно хмыкнул.

— И чем же я отличаюсь?

— Вы не боитесь меня, — сказала она и он перевел на неё непонимающий взгляд. — Меня все боятся: либо из-за проклятья, либо из-за внешности.

— Как это из-за внешности? Не такая уж вы и страшная, — усмехнулся король, чем вызвал широкую улыбку у королевы.

— Да уж, но почему-то все мужчины смотрят на меня раскрыв рты, капая слюной и заикаясь, — покачала она головой осуждающе, чем ещё больше подняла настроение Никандру. — Вы тоже капаете, — заметила и его улыбка тут же начала угасать, — но не всё время, — рассмеялась она над его выражением лица.

Пока королева смеялась, Никандр осуждающе качал головой.

— И как вам не жалко бедных мужчин, которых вы сводите с ума своей красотой?

— А как им не жалко меня, когда я наблюдаю слюну на подбородке и взгляды тупых овец? Раздражает, знаете ли.

Никандр продолжал осуждающе качать головой, пока Ламия смеялась.

— Всё-таки вы Ведьма.

— Я знаю.

— Самая настоящая.

— Знаю. Я такая в маму.

Ламия была сама невозмутимость, спокойствие и равнодушие, словно сейчас должна была происходить не их первая брачная ночь. Которая почему-то не происходила, что, в свою очередь, беспокоило и нервировало Никандра.

Так они и сидели: королева таскала фрукты и пирожные с тарелки, улыбалась, пила сок и в целом наслаждалась жизнью, а Никандр выжидающе смотрел на неё, раздумывая над тем, как бы деликатнее намекнуть ей на супружеские обязанности.

— Расскажите о себе, — заявила Ламия, когда повисло молчание.

— Что именно?

— Какая у вас семья, чем занимались до приезда в Салию, чем увлекаетесь? — подсказала она, чем ещё больше нарушила спокойствие короля.

— А не поздно? — настороженно поинтересовался он. — Такие вопросы обычно задают до свадьбы.

— До свадьбы не было возможности.

— Возможность была.

— Не до этого было, — всё равно отмахнулась Ламия.

— Сейчас тем более время не для этого… — попытался он намекнуть.

— Подходящее время. Лучше поздно, чем никогда, — разыгрывая непонимание и при этом смеясь глазами, заявила она. — Рассказывайте… Судя по тому, что я от вас слышала… вы любили брата?

— Да. У нас были хорошие отношения, — нахмурился Никандр, но всё-таки ответил.

Ему не понравилось, что королева начала выспрашивать слишком личное, словно в душу пыталась пролезть. Он испытывал из-за этого дискомфорт и неприятие. Даже несмотря на то, что они теперь были мужем и женой, их брак всё-таки подразумевался как политический, взаимовыгодный, а не душевный, основанные на любви и доверии.

На счет доверия он вообще считал, что с королевой ему необходимо быть осторожным — всё-таки она представитель другого государства, да к тому же ещё хитра и умна. Предложила запрещенное в замке вино, стала задавать вопросы о личном — конечно, Никандр насторожился. Да и сразу вспомнились предупреждения Фавия.

— Не верю, — заявила королева, вглядываясь в его лицо. — Я уже достаточно пообщалась с вами, чтобы понять, что вы не бесхребетный и слабый. Неужели вам никогда не хотелось стать королем вместо брата?

— У нас большая разница в возрасте. Брат меня ходить и разговаривать учил, всё равно что второй отец. Я всегда воспринимал его как учителя. Соперничества между нами не было — и отец с матерью не поощряли, никого не выделяя, да и желания не было… К тому же Ратор на роль короля был намного лучшей кандидатурой, чем я. Он спокойный, рассудительный, решительный, мудрый… был, — Никандр отвел от неё взгляд и отпил из бокала. — Как вы это пьете? Горько же.

— А вы как вино пьете? Тоже горько, — усмехнулась королева, глядя на его сморщенное лицо с интересом. — У короля Ратора были сыновья. И к ним вы тоже не испытывали ненависти или зависти?

— У нас была хорошая, крепкая семья, — односложно ответил Никандр, пытаясь одной фразой сказать, что не хочет больше об этом говорить.

Ламия задумчиво закусила губу, продолжая изучать его лицо.

— А у нас нет, — заявила она. — Сколько себя помню, всегда хотела занять трон отца… А ещё хотела старшего брата или сестру.

Никандр перевел на неё удивлённый взгляд, пораженный откровенностью.

— Мне играть было не с кем, — пожаловалась Ламия. — А старшего хотелось, чтобы он защищал меня от отца, — пояснила, снова задумалась и решительнее сказала: — Думаю, вы уже знаете, что в отличие от вас я росла не в счастливой семье, и желанным ребёнком никогда не была, — она усмехнулась. — Сомневаюсь, вообще, что девочки могут быть желанными детьми в королевских семьях.

— Могут, — перебил её Никандр. — У моего брата было три дочери. Все любимые и долгожданные.

— Я думала у Ратора четыре сына.

— Одно другому не мешает.

— Семеро детей? И все пережили первый год? — переспросила Ламия пораженно. — Вашей невестке очень повезло, — сказала она и Никандр услышал в её голосе зависть.

— Как сказать, — мрачно ответил он. — Детей порубили вместе с родителями. Даже младенца не пожалели, — Никандр сжал с силой кубок, что не укрылось от взгляда Ламии.

— И девочек?

Он кивнул и в разговоре вновь повисла пауза.

— Меня в детстве называли призраком замка, — сказала Ламия через некоторое время, продолжая рассказ о себе. — Я считалась капризным, непослушным ребёнком, со мной не могла управиться ни одна няня. Когда я была ещё младенцем, отца раздражал мой крик, и он выставлял из замка нянек, которые не могли меня успокоить. Поэтому где-то до пяти или шести лет няни у меня толком не было. Росла сама по себе, как получится. Рассказывали, что бродила по замку в грязной рубашке, лохматая и распугивала прислугу…

— Не может быть, чтобы у принцессы не было того, кто приглядит за ней.

— Ко мне все боялись приближаться. Я ведь была ребёнком Ведьмы… Только мать обо мне и заботилась… как могла.

— Махлат? — переспросил Никандр. — Я думал она… ну… была не в себе.

— Да, моя мама болела, — переиначила сумасшествие на свой лад Ламия. — Но иногда ей становилось лучше. И, кстати, меня ходить, подозреваю, учила она. Больше некому… Когда я подросла, ей стало намного хуже, она совсем потеряла связь с реальностью, только и делала, что кричала и проклинала. Но у меня есть несколько воспоминаний о ней из детства: как она расчесывает мне волосы, как рассказывает сказку или истории о своей первой семье. Она любила вспоминать о моём брате. «Ты как малыш Малий», — говорила она, — Ламия с грустью улыбнулась.