Политическая тема затянулась, и разговор переменился только когда в зал принесли на руках маленькую Аниту; она безмятежно спала. Гости поднялись с мест.

Король поцеловал дочурку в лоб.

Королева завершила вечер шутливой фразой:

– Взрослым не грех поучиться у маленьких вовремя отходить ко сну…

Гости стали расходиться. Орудж-бей направился в отведенную ему во дворце комнату.

* * *

…Я с туристами следовал за гидессой по пятам. Теперь она задержала шаг перед королевской библиотекой; здесь, по ее словам, хранились тысячи редкостных книг и манускриптов. В библиотеке стояли бюсты Карла V, Филиппа II и их преемников. Меня заинтересовало сообщение гидессы о том, что здесь хранится одна из древнейших арабских рукописей, которую некогда пытался выкупить некий арабский эмир за два миллиона реалов, но испанцы, не согласившись, сказали, что рукопись может быть возвращена при условии, если будут освобождены пленные христиане. Сделка не состоялась, и впоследствии никто не интересовался этим манускриптом.

Эти слова вызвали у меня чувство горького сожаления. Ведь там могли содержаться ценнейшие сведения; может быть, одна из судьбоносных, интереснейших страниц истории Востока; возможно, трактат историка или труд придворного летописца…

Теперь, когда я обходил эти дворцовые палаты, этот необычный парк, уставленный скульптурами, созерцал фонтаны, меня занимала мысль о комнате, где побывал и оставался Орудж-бей. Спрашивать об этом экскурсовода было бессмысленно; она не могла знать ответа и, скорее, сочла бы меня за чудака.

Она показала, между тем, комнату королевских писарей. Стол, стул, пенал, перо. В углу тахта. На стенах – бра.

Странно, в Иране экспонатов в шахских дворцах может было перечесть по пальцам; то ли их продали, то ли растащили, или же переправили в Европу. А здесь все, можно сказать, было на месте. Наверно, и дух Орудж-бея.

XX

Роман с Маргаритой Австрийской

…Придя в отведенную комнату, он попросил слугу доставить письменные принадлежности и засел за работу.

Через пару дней в Эскориал прибыл дон Алонсо с рукописью первой части и собственными комментариями к ней, где давал краткие сведения об авторе, причинах его обращения в христианство и отмечал, что сведения Орудж-бея-дона Хуана о Персии для европейского читателя являются приятным сюрпризом, он внес незначительные коррективы в кастильское наречие автора, памятуя о том, сколь интересны публике склад мышления восточного человека; допущенные стилистические неординарности и изыски не только не портят впечатления, а, напротив, создают особую орнаментальность.

После того, как автор ознакомился с готовым вариантом, Алонсо любезно отвез текст в журнал «Индекс», затем отправился повидаться со своим дядюшкой доном Лауренсием.

Первые четыре главы второй части он написал за считанные дни; речь шла о битвах шаха Исмаила I, затем о борьбе за власть между наследниками Тахмасиба I. После Тахмасиба на престол взошел не Мохаммед Худабенда, а шах Исмаил II, двадцать лет томившийся в заточении в крепости «Гах-гаха», это произошло благодаря содействию его сестры Перихан-ханум, но последняя, сама жаждавшая власти, отравила брата и завладела престолом, ей, в свою очередь, отомстила царственная особа, отличавшаяся неменьшим коварством. Старший сын шаха Тахмасиба I Мохаммед Худабенда по наущению своей жены Хейраннисы двинулся с войском из Мазан-дарана в Казвин (тогдашнюю столицу), захватил власть и казнил свою сестру Перихан-ханум; в пору его правления произошло много событий, кровавых битв с османцами, в которых блеснул доблестью и полководческим умением шахзаде Хамза Мирза… Далее Орудж-бей описывал сцену гибели своего отца Султанали-бея в боях за Тебриз.

Дворцовые интриги также нашли в книге свое место. Борьба за власть, за сферы влияния, за объединение удельных вотчин, борьба против иностранных посягательств, за гегемонию в регионе (говоря современным языком), за приращение державы, да, да, имперские амбиции, из песни слов не выкинешь, – все это отозвалось в неравнодушном трактате нашего средневекового историка-дипломата, волею судьбы оказавшегося в далекой стране и ставшего верноподданным его королевского величества; но под именем католика-«мориска» дона Хуана, под крестом на его груди билось сердце «un рersiano», азербайджанца, не забывшего свои истоки, свою духовную, национальную память. Живописуя драматические перипетии истории восточной страны, своей родины – похищении мятежниками-туркманами, жившими в окрестностях Тебриза, малолетнего Мирзы Тахмасиба, объявленного ими шахом, разгром мятежников принцем Хамзой Мирзой, который затем пал жертвой заговора эмиров племен «устаджлы» и «шамлы», кризис Сефевидского государства, восшествие на престол шаха Аббаса I, который сплотил распадавшуюся державу, укротил непокорные провинции, изгнал «незваных гостей», перевел столицу из Казвина в Исфаган… – Орудж-бей проявляет дар повествователя, основательную осведомленность, а главное – несомненную патриотическую ревность…

Последняя глава второй части завершается симптоматичным эпизодом появления в шахском дворце миссионеров с Запада братьев Шерли, предложившими шаху свои услуги… Насколько бескорыстно было это предложение, выявится позднее.

Пока он писал эти главы, произошел ряд событий, касающихся его лично.

Как-то слуга сообщил ему, что королева интересуется состоянием его дел и изволила оказать ему честь своим посещением.

Визит не был для него неожиданностью. Он предчувствовал этот шаг и настроился соответствующим образом; успев мало-мальски ознакомиться со вкусами и пристрастиями королевы, он счел, что с ней надо бы выбрать поэтический тон разговора; еще в Персии он наслышался, что в Европе в моде рыцарские романы, там у всех на устах имена галлийца Амадиса, британца Пальмера, рыцарей, пленивших женские сердца не только ратной отвагой, но и красноречием.

Христиане связывали рыцарский культ поклонения прекрасной даме, самоотверженного служения избраннице с культом пиетета и поклонения деве Марии.

Орудж-бею было по душе такое отношение к женщине; он не был из числа пресловутых ловеласов и женолюбов, стремящихся овладеть избранницей любой ценой. Он представлял себе женскую душу твердыней, и завладеть ею нельзя и негоже кавалерийским наскоком…

Мир, в котором он оказался, был похож на шахматы; там противостоящие друг другу короли, королевы, послушные пешки, ретивые кони, прямолинейные ладьи, тяжеловесные слоны…

Он расхаживал по комнате, когда прибежал слуга:

– Ее величество королева прибыли! Извольте встречать!

Он спустился вниз, вышел в сад. Королева была не одна. С ней была дуэнья Мария, как и положено по этикету, – королеву нельзя было оставлять без сопровождения.

Маргарита в бело-красном одеянии выглядела ангелом, сошедшем с небес, шляпа с лебяжьими перьями, из-под которой виднелись убранные назад золотистые волосы, красная атласная мантия с меховой оторочкой, блузка и юбка с белыми кружевными краями. Дуэнья, в отличие от нее в черном платье, но с белой шелковой окантовкой.

Можно было подумать, что первая приготовилась к праздничному торжеству, а спутница – к поминальной церемонии.

Королева машинально то и дело раскрывала и сворачивала веер, похожий на радужный павлиний хвост; упругая грудь,