Вот тебе и амурное махание? Вот и царский марьяж? Как же так? Ничего не понимая и не зная, смеяться ли ему от радости или по-человечески посочувствовать Фредерике, он засел за остальные дни и особенно ночи, но не нашел и в них ничего хоть сколько-нибудь напоминающего выполнение супружеского долга. Все знают, для чего государыня женила внука Петра Великого, для продолжения романовской династии, не будет наследника и… один отравленный бокал вина, зараженный оспой шарф… несчастный случай на охоте и… престол под ударом.

Получается, что, если Фредерика не забеременеет, Елизавета отошлет ее домой или запрет в монастыре, дабы подыскать племяннику более подходящую партию. Интересно, знает ли государыня о том, что происходит в семье наследника престола? Ушаков с Толстым точно знают, Шувалов в курсе. Нет, если бы императрица ведала, что ее племянничек не желает прикасаться к собственной жене, она бы уже приняла меры. Получается, что Ушаков и Толстой ведут свою собственную игру, делают вид, будто бы ничего не происходит, Петр Федорович исправно исполняет свой долг, и во всем виновата неплодная жена. Пройдет еще полгода, максимум год, и церковь согласится на расторжение брака.

Несомненно, Фредерику ждет позорный развод, если, конечно, прежде злоумышленники не расправятся с ней иным способом. Снова понесут лошади, она вдруг заразится какой-нибудь холерой или выпьет кофе с мышьяком.

Было необходимо срочно переговорить с Ушаковым. Разговор имел неожиданные последствия. За великокняжеской четой был официально установлен строжайший надзор, но у Шешковского все равно сердце было не на месте.

Осенью весь двор вернулся в Петербург, устроившись в Зимнем дворце. Должно быть, удрученный малоприятными прогнозами Шешковского Ушаков потребовал усилить охрану великокняжеской четы, так что с этого момента верившая ему императрица запретила кому бы то ни было входить в покои великого князя или великой княгини без особого разрешения господина или госпожи Чоглоковых, которые теперь, подобно авгурам, отвечали за все, что касается Екатерины и Петра. То есть все, кто хотел переговорить с ними, должны были громко задавать вопросы из передней и выслушивать не менее «тихие» ответы. Расценив опасения Андрея Ивановича на свой лад, императрица решила, что молодые слишком мало времени проводят наедине. Но одно дело, если бы они этого желали, теперь в разговорах Екатерины и Петра, которые исправно прочитывал Шешковский, все чаще звучали сетования о своей горькой участи и тюремном заточении, которые они вынуждены переживать в опостылевшей им роскошной камере.

К зиме наследник престола настолько извелся под непрестанным надзором, что решил пойти против воли августейшей тетушки, притащив в покои восемь охотничьих собак. Все они теперь жили за перегородкой прямо в спальной, и, судя по докладам, великая княгиня мучилась от неприятного собачьего запаха, а также от того, что, желая развлечься, ее взбалмошный муженек день напролет занимался дрессурой, нещадно избивая при этом своих животных.

К чести цесаревны, она терпела все это практически безропотно, во всяком случае, не донесла на новое увлечение своего супруга государыне.

Сжимая от злобы кулаки, Степан в который уже раз клялся себе отомстить ненавистному цесаревичу, из-за которого страдала прекраснейшая в мире женщина.

ЧЕРЕЗ ДВА ГОДА после свадьбы Фредерики и Петра на семьдесят шестом году жизни помер Андрей Иванович Ушаков, переживший пять монархов, он трудился буквально до последнего дня, оставаясь на своем посту.

В тот же год неожиданно для всех оставил службу придворного лейб-медика прекрасный врач Антониу Нунес Рибейру Санчес. Официальная причина – ухудшение зрения. Санчес отбыл в Париж, где ему могли помочь если не излечиться от недуга, то, по крайней мере, остановить прогрессирующую слепоту. Впрочем, Санчес отнюдь не стремился покидать Россию навсегда. После смерти Ушакова медикус даже написал своему покровителю Алексею Разумовскому, чтобы тот поспособствовал его избранию в почетные члены Петербургской академии наук, с жалованием 200 руб. в год. Это было нужно для того, чтобы его не забыли, дабы, когда болезнь отступит, медик мог попытаться еще раз вернуть себе выгодное место при особе Ее Императорского Величества.

После смерти Ушакова Степан Шешковский был повышен в должности, став главным сыскных дел мастером, место же Ушакова, как и следовало ожидать, занял Александр Шувалов. Больше Степана уже не отвлекали от наиважнейших дел приказами разобраться в том или ином убийстве или краже, и он мог целыми днями читать и перечитывать донесения из покоев цесаревича или цесаревны. Но по-прежнему там ничего сколько-нибудь существенного не происходило.

6 января 1748 года Екатерина неожиданно заболела корью. Сообщение о сыпи и лихорадке встревожили влюбленного Шешковского, и он отправил к великой княгине канцелярского медикуса Тодеуша Бревде, которому доверял. Несмотря на то, что доктор не обнаружил явных признаков отравления, Шешковский всерьез заподозрил, что характер болезни цесаревны не случаен, считая про себя виновным в происшествии Петра Федоровича. Так как после того, как от него отобрали собак, великий князь обещал отомстить выдавшим его и вполне был способен измыслить какую-нибудь каверзу, лишь бы только досадить супруге. Степан настоятельно рекомендовал удалить из окружения великого князя четырех излишне расторопных пажей. Перед этим, узнав о слухах относительно якобы имеющего место романа между Екатериной и лакеем ее мужа Андреем Чернышевым[88], он единым росчерком пера вымел все семейство Чернышевых[89] от Императорского двора, забыв на время даже о том, что единственная дочь Ушакова Екатерина Андреевна замужем за одним из Чернышевых.

Желая испить чашу ревности до дна, Шешковский лично допрашивал очумевших от непривычно грубого обращения с ними братьев. Все высокие, косая сажень в плечах – такие особенно нравились бабам, следовательно, раздражали низкорослого и отчего-то вечно выглядевшего подростком Степана.

Расхаживая по комнате, Шешковский настолько озлился на божественную Фредерику, что даже посмел обозвать ее, про себя, конечно, неподходящим к ней словом «баба». Напрасно! А кто виноват? Андрей, язви его душу.