- Да, - подтвердил Ферет. – У старины Савё крутой нрав.

- Но столько лет прошло… - я не понимала такого упорства. – Он дарит золотые, а у родных внуков носки с заплатками?

- Жизнь – странная штука, - Ферет сунул медицинский чемоданчик под мышку, потому что держал в руках тамбурин и лютню, прижимая их к груди. – Иногда обиды сильнее, чем любовь.

- Вы думаете? – спросила я, размышляя о Бланкирах, при общении с которыми, правда, испытываешь стыд и неловкость, хотя ни в чём не виноват.

- Я знаю, - просто ответил он. – Поживёте с моё, Кэт, поймёте. Если у вас будет возможность, сделайте для Саджолены что-нибудь хорошее. Она добрая женщина. И, кстати, прелестно поёт.

- А что - мать? Как ведёт себя мадам Лиленбрук? Тоже не общается с дочерью?

- Госпожа Лиленбрук умерла лет пятнадцать назад, - сказал Ферет. - Будь она жива, возможно, всё сложилось бы иначе.

- Возможно, - пробормотала я.

- Мальчишки мне не понравились, - вставила своё слово Марлен и добавила важно: - Настоящие хулиганы.

- Ой, зато мы – самые примерные девочки, - поддразнила я её.

Аптекарь проводил нас до замка, и несколько минут я потратила, чтобы уговорить его зайти.

- В другой раз, барышня, - поблагодарил меня Ферет. – Сейчас мне надо вернуться в лавку. У меня не слишком много свободного времени, знаете ли. А я ещё не упаковал ваш заказ на пряности и чернослив.

Мы с Марлен забрали музыкальные инструменты, помахали ему вслед, прошли по расчищенной от снега дорожке к парадному крыльцу, и тут столкнулись нос к носу с милордом Огрестом. Похоже, он тоже только что вернулся, потому что серый меховой плащ был засыпан снежинками, как и меховая шапка маркграфа.

- Вы так настойчиво приглашали его зайти, - сказал Огрест, открывая дверь и пропуская нас с Марлен вперёд.

- Всего-то пригласила согреться чашкой чая, - ответила я, укладывая инструменты на столик в прихожей. – Это было бы вежливо. Он помог нам донести тамбурин и лютню…

- Какой услужливый, - процедил сквозь зубы маркграф.

- Марлен, беги к себе, - сказала я девочке, развязав на ней шаль. – Я сейчас приду, - а когда Марлен убежала, спросила у Огреста, снимая шапку и расстёгивая пальто: - Не надо при ребёнке осуждать других. Он вам не нравится?

- Кто? – угрюмо спросил он, стоя у порога и комкая рукавицы.

- Месье Ферет, - подсказала я. – Речь ведь о нём.

- А вам? – ответил он вопросом на вопрос.

- А при чём тут я?

- Ни при чём, - буркнул он и побежал наверх, перепрыгивая через три ступеньки.

Меховой плащ колыхнулся, как будто шевельнулась мохнатая спина чудовища из страшной сказки, и пропал в тёмном коридоре.

- Какие мы обидчивые, - проворчала я, обстукивая снег с каблуков.

Я не сразу поднялась на второй этаж. Сначала заглянула в кухню, сказав Лоис, что скоро у нас будет посылочка из аптеки, и я начну готовить «Винартерту», потом отнесла инструменты в большой зал, потом зашла к Марлен, чтобы убедиться, что она сняла шубку и шапку, и повесила всё в шкаф, и только после этого оказалась в своей комнате.

Было особенно приятно очутиться в тепле – уютно горел камин, рядом, как всегда, лежали поленья, и я сразу бросила в огонь одно из них. Поленья будто нарочно подбирали маленькие, ровные – как раз для женской руки. А может, и нарочно подбирали. И это тоже было приятно – когда кто-то даже в такой мелочи заботится о тебе.

Моя волшебная книга лежала себе на столике – закрытая и тихонькая, и я погладила переплёт, раздумывая, какую подсказку получу в следующий раз. Я повесила пальто, пристроила шапку на настенный крюк, чтобы мех не помялся, и только тут увидела два женских сапожка, стоявших у стены. Они были сделаны из крашеной кожи – серо-голубые, как мех зимней белки, и отороченные мехом серой белки, да ещё с мехом внутри – теплым, ворсистым.

Можно было посчитать это какой-то ошибкой, но размер был явно мой.

Несколько минут я потрясённо разглядывала обувь – узкий носочек, крутой каблучок - и не знала, что делать.

Что это – подарок? Или очередная выходка моей книги?.. Но вряд ли у книги найдётся возможность прикупить парочку отличных сапог.

Я пригладила волосы и решительно отправилась в кухню, где Лоис как раз колдовала над ужином.

- Мадам, - обратилась я к ней прямо с порога, - вы сегодня заходили в мою комнату?

- Я?! – она испуганно оглянулась, но тут молоко в горшочке на печи вспенилось белой шапкой, и кухарка бросилась его спасать. – Что вы, барышня… - обжигаясь, она сдвинула горшочек в сторону, и принялась помешивать молоко длинной ложкой. – Я же не осмелюсь…

- А ваш муж? – требовательно продолжала я.

- Персиваль? – Лоис бросила в молоко кусочек сахара и поставила горшочек обратно на горячую плиту. – Да Бог с вами… Он как уехал утром, так ещё не возвращался, милорд отправил его с почтой…

- Ясно, - я развернулась и взбежала по лестнице, прыгая через две ступеньки – через три, как милорд Огрест, у меня не получалось.

Постучав в кабинет маркграфа, я услышала равнодушное «войдите» и открыла дверь. Меховой плащ грудой валялся в кресле, а Огрест как раз снимал куртку, но стоило мне войти, раздеваться прекратил, и сразу же начал перебирать какие-то бумаги, перекладывая их по столешнице туда-сюда.

- Что случилось? – спросил он хмуро.

- Сапоги, - сказала я без реверансов.

Он взглянул в мою сторону и опять склонился над столом, и этим выдал себя с головой.

- Это вы принесли сапоги в мою комнату? – я пошла в атаку и отступать не собиралась. – Имейте в виду, ни за что не поверю в призраков, которые бродят по вашему замку и воют по ночам.

- Я принёс, - сказал он быстро, даже слишком быстро.

- Зачем? – я упёрла кулаки в бока.

- Ваши красные сапоги никуда не годятся, мадемуазель, - ответил Огрест, в десятый раз начиная тасовать бумажные листы, которые, между прочим, были абсолютно пустые.

Я в три шага пересекла комнату, ладонью с размаху придавила эти дурацкие бумажки к столешнице и сердито сказала:

- Когда разговариваете с человеком, смотрите ему в глаза. Зачем вы принесли сапоги? Отвечайте немедленно! - беседовать с маркграфом в таком тоне, возможно, было неправильно, но я хотела сразу выяснить всё и до конца.

Огрест медленно выпрямился и теперь смотрел мне в лицо. Сверху вниз. Я не позволила себе смутиться и продолжала, хмуря брови:

- Может, вы, месье, считаете, что я из тех девиц, которые любят принимать подарки от богатых месье? Так я уже говорила, что я - честная девушка, и это - оскорбление...

- Нет, - перебил он меня. – Не считаю.