Ну ничего.

Лёня сел за руль, отодвинул сиденье под свои габариты и поправил зеркало заднего вида. В отражении он впервые увидел нового себя. Из чёрных глаз вырывались излишки тьмы. Волосы и борода внезапно поседели. Да и всё лицо будто бы стало чуть более острым и хищным.

Лёня улыбнулся.

В целом, такое преображение пришлось ему по душе. Так даже лучше. Облик под стать новой сущности. Пусть все видят, с кем имеют дело. Пусть трепещут и падают ниц. А самые глупые и строптивые — рыдают кровавыми слезами.

Лёня расправил плечи и тряхнул головой, откидывая со лба седую прядь. Теперь он был готов. К бою, к триумфу, к долгожданной мести. И первым испытает на себе его гнев никчемные родственнички. Уж они-то узнают, каково это — быть раздавленными, уничтоженными!

Последний взгляд в зеркало — и Леонид Гранатов ринулся навстречу своей судьбе. Его ждали большие дела.

Мотор ревел, мокрая грязь летела из-под колёс, однако Лёне удалось развернуться. Не заморачиваясь о сохранности подвески, он погнал в сторону города.

Чернов ведь ещё, — вспомнил он.

Вот на этого сопляка он и повесит трагическую гибель своей семьи, а сам появится чуть позже. Ведь его-то, — Леонида Алексеевича, — технически в доме нет и никогда не была, а этот ублюдочный баронский внучок зачем-то заезжал.

Зачем?

Пускай разбирается следствие. Других подозреваемых у них всё равно какое-то время не будет. Возможно, зацепит другие рода города. Кого-то притянут за общее дело и конкуренцию, кого-то за неаккуратно брошенное слово, кого-то просто так, за компанию…

Вообще плевать.

До тех пор, пока всё не уляжется, Леонид Алексеевич заляжет на дно, — ему не привыкать, — ну а потом вернётся и станет бароном Гранатовым.

Прекрасный план…

— … надёжный, как швейцарские часы, — вслух пробормотал Лёня и заржал.

Дверь открыл не Кузьмич.

— Лёня⁉ — в ужасе вскрикнул Патриарх.

По всей видимости, старик не мог найти себе места после того, как отдал приказ устранить племянника, и до сих пор ждал в холле. Хотел лично пошептаться с Арсеном и удостовериться, что всё прошло по плану.

Да вот только хрен там.

— Удивлён? — спросил Лёня и жутко осклабился.

Ну и опять гром шарахнул, конечно же. Ситуация требовала.

— Лёня, я…

Патриарх подумал было, как оправдаться, но быстро понял, что не получится. Да и потом, облик Лёни почему-то пугал его. Артефакт или чьи-то чары, но без магии здесь не обошлось. Старый воздушник Гранатов отскочил от порога на несколько метров и создал перед собой воздушный щит.

Но Лёня лишь расхохотался. Неуклюжая попытка Ивана Францевича защититься магией воздуха казалась до смешного жалкой. Он небрежно взмахнул рукой — и невидимый кулак отшвырнул старика к стене вместе со щитом. Патриарх отчаянно забулькал, царапая горло скрюченными пальцами. Дыхание с хрипом вырывалось из груди.

Да, старый маг не всегда хороший маг. Увы и ах…

Работая наугад, на одних лишь инстинктах, Лёня со своей новой способностью был куда сильнее Патриарха. Он приказал тьме, что сидела внутри, сделаться оружием. Тьма послушалась.

В руке у Леонида Алексеевича появился хлыст. Чёрный, поглощающий свет и неимоверно длинный, с полыхающей тёмным огнём кисточкой на конце. Радуясь своим успехам, экс-работорговец Лагранж не оценил иронии. Тьма выдала ему не меч, и не топор, а самое что ни на есть оружие работорговца.

В других условиях, драться при помощи хлыста в помещении было бы всё равно, что делать обрезание на морозе — очень и очень неудобно. Однако хлыст был скорее абстракцией. Он игнорировал законы обычной физики. Когда надо уменьшался, когда надо увеличивался.

А потому Лёня без проблем замахнулся и нанёс первый удар ещё с улицы, находясь за порогом.

Хлыст полетел как надо, — ну а ещё бы, — обернулся вокруг шеи Патриарха и начал душить. Душил он не только плоть, но и саму душу.

Иван Францевич прямо на глазах начал усыхать и становиться всё более и более похожим на мумию. Выпучив глаза, он схватился за горло в попытке разжать хватку. Старика повело. Спотыкнувшись о журнальный столик, он полетел головой прямо в аквариум с чёрно-жёлтыми барбусами.

Стекло оказалось так себе. Не меньше кубометра воды вместе с ракушками, декоративным песком и пока ещё живыми рыбками вылилось прямо в холл.

Мокрый, жалкий, за несколько мгновений постаревший до болезной дряхлости, Иван Францевич лежал на полу и задыхался.

Лёня в этот момент наконец-то перешагнул порог дома, — в конце концов, злу не требуется особое приглашение и всё это бабкины сказки, — а затем начал наматывать хлыст на локоть, подтягивая Патриарха к себе.

— Ну и кто из нас теперь слабак, ничтожество? — процедил Лёня, медленно приближаясь к жертве. — Кто теперь будет валяться в ногах и скулить?

Он согнул пальцы, будто стискивая невидимую глотку — и Патриарх бессильно обмяк, свесив голову на грудь. Только катящиеся из уголков глаз слёзы и трясущиеся губы выдавали, что в нём ещё теплится жизнь.

— Смотри на меня, — прорычал Лёня. — Смотри в глаза своей смерти!

С мучительным стоном старик поднял мутный взгляд. Иван Францевич в этот момент понял одну вещь: он сделал не ту ставку.