– За тебя, братишка! Храни тебя бог! – и лихо опрокинул стакан.

– Спасибо, братишки… – каким-то сдавленным голосом сказал Мухин и вдруг, отвернувшись, провел рукавом по краю глаза. – Соринка попала…

Разведчики грохнули хохотом, вызвав удивленные взгляды проходящих мимо брони технарей, кативших тяжеленные тележки с вертолетными аккумуляторами.

Только теперь налегли на закуску, с неимоверной скоростью поглощая запасы, приготовленные Серым и Славентием для торжественной встречи.

– Тихо, тихо, пацаны! Во дают! – одернул Седой. – Я понимаю, что голод – не тетка, но у нас еще на один тост водочки осталось, а вы уже, считай, покончили с закуской, превратив это святое слово в грубонародную жратву! Дайте же возможность капитану Мухину сказать то, что он обо всем случившемся с ним и с нами в этом выходе думает.

– Я думаю… – сказал Мухин, высоко подняв стакан. – Я теперь много думаю… Мне довелось узнать и полюбить разведчиков – трудяг войны. Я никогда не думал, что человек в состоянии выдержать то, что приходится ежедневно, ежечасно выдерживать вам, мои новые друзья и братья. Если бы месяц назад мне рассказали историю, подобную нашим похождениям, я бы просто не поверил. Но я прошел через все это сам, вместе с вами и благодаря вам. И я выжил! А вам приходится выживать постоянно… И я хочу выпить за то, чтобы бог хранил вас в вашем неимоверно тяжелом труде. Чтобы не было больше потерь. Чтобы… Короче, простите меня, я что-то расчувствовался, – и капитан, уже не скрываясь, утер слезу с угла глаза. – За вас, мои братья!

Он выпил медленно, цедя сквозь зубы обжигающую влагу. И сел, опустив голову.

– Не переживай, капитан! – хлопнул его по плечу Седой. – Еще свидимся не раз!

– Дай-то бог, – тихо сказал Мухин. – Мне будет не хватать вас. А теперь разрешите откланяться! Мне еще докладываться у себя. Объясняться, так сказать. Терзают меня смутные подозрения, что некоторые начальники ВВС будут усиленно обвинять меня в том, что я бросил на произвол судьбы – фактически, отдал в руки бандитов – сверхсекретное оборудование лишь потому, что страстно желал спасти свою никчемную без этого оборудования жизнь…

– А ты не желал? – спросил Седой, вызвав новый взрыв хохота.

– Конечно, желал, – улыбнулся Мухин. – Еще как желал! Но не из трусости же я закопал оборудование, а потому что…

– Да что ты нам-то объясняешь? Мы же присутствовали при этом, забыл? И если тебя начнут терзать, смело обращайся к нам – мы уж разобъясним твоим пытателям, что и как было!. На своем языке объясним!

Провожать капитана Мухина вывалили всей толпой. Капитан обнялся с каждым разведчиком и, встав по стойке «смирно», резко бросил руку к виску, обтянутому грязной, пропотевшей банданой, и рявкнул: «Честь имею!» Строго по-уставному развернувшись кругом через левое плечо, капитан чуть ли не строевым шагом запылил на взлетку.

Проводив Мухина, разведчики убрались в десантном отсеке и расселись на броне, где у каждого было свое место и своя подушка, чтоб не биться задом о жесткий металл БТРа.

– Трогай, Славентий! – крикнул Седой, и, взревев изношенными на горных серпантинах движками, БТР сорвался с места. И долго еще висел в степи под Ханкалой густой, тягучий пыльный шлеф, взбитый колесами БТРа разведчиков…

Мухин добрался до базы полка и сразу отправился на доклад к командиру. Переговорив с командиром, зашел к начальнику штаба; тот вызвал начальника разведки полка, и они втроем надолго заперлись в кабинете.

Капитан сдал полетное задание и карту и написал подробный рапорт, который зарегистрировал в секретной части, и начальник штаба получил его под роспись.

Закончив дела, он зашел в кубрик, который занимал вместе с еще тремя летчиками, и с облегчением стащил с себя пропотевший комбинезон. Переодевшись в спортивный костюм и взяв с собой чистое белье, капитан отправился в душ, изготовленный технарями полка из листов алюминия и вертолетных емкостей для горючки.

Мухин, пребывая в неописуемом блаженстве от горячей воды, струи которой долго смывали с него многодневную грязь и пот, даже замурлыкал от удовольствия какой-то незамысловатый мотивчик. По пению его и нашел дежурный офицер. Гулко постучав в алюминиевую стенку душевой, он крикнул:

– Виталик, ты здесь?

– Здесь, здесь! – крикнул Виталий, зверски орудуя мочалкой, густо намыленной хозяйственным мылом. – Кому я понадобился?

– Тебя срочно вызывает зам по борьбе с личным составом (так летчики – да, наверно, и все армейские – называли работников отделов по работе с личным составом)!

– Домоюсь, приду! – пообещал Мухин.

– Он приказал – немедленно. Рвет и мечет.

– А что, есть повод?

– Ну, ты же знаешь, он повод всегда найдет.

– Ладно, скажи, сейчас приду!

Мухин не спеша побрился, домылся и переоделся в чистый камуфляж. Надраив до зеркального блеска новые берцы и надев уставную фуражку, ибо зам по борьбе с личным составом жестоко карал за малейшее нарушение формы одежды, отправился к нему в кабинет.

Постучавшись, он шагнул за порог и, не успев произнести уставное приветствие, нарвался на гневную тираду зама:

– Ты что мне тут понаписал, Мухин?! – Зам – подполковник, годами ненамного старше капитана, но наевший на солдатских харчах огромное пузо, – медленно наливался краской благородного гнева. – Ты что, тут дураков ищешь?! Так я тебе докладываю, что я далеко не дурак, и хрен ты мне тут лапшу на уши навесишь!

– Вы это о чем, товарищ подполковник? – спросил капитан, едва сдерживаясь.

– А о твоем рапорте, Мухин! Ты что, думаешь, тут одни дурачки собрались, что будут твою лапшу молча хавать?!

– Ну, если, по-вашему, начальник штаба и начальник разведки дурачки, то я здесь при чем?

– Ты мне тут зубы не заговаривай! Нашел дурачков, твою мать! Забирай на хрен свой рапорт и иди, напиши мне всю правду! – Зам скомкал рапорт и швырнул его Мухину. Комок бумаги, не долетев до Мухина, упал на грязный пол.

– Рапорт секретный, товарищ подполковник! – не двинувшись с места, сказал Мухин. – Он зарегистрирован в секретной части полка, и его под личную роспись получил начальник штаба. Поскольку он за него расписался, я не имею права к нему прикасаться. Как секретный рапорт попал в ваши руки, я не знаю, но это грубейшее нарушение режима секретности!

– Ты еще будешь меня учить, сопляк?! – заорал зам, вскочив на ноги так, что его стул с грохотом перевернулся. Форма 64-го размера, в которую с трудом втискивал свое грузное тело подполковник, предательски затрещала по швам…

– Учить вас я не собираюсь, поскольку это бесполезно, – спокойно сказал Мухин. – Мне просто стыдно за вас, за ваше высокое офицерское звание…

– Что?! Да ты… Да я тебя!.. – Зам даже ногами засучил от злобы, перехлестывающей через край.