стояла такая, что хоть глаз коли — ни ветерка, ни звёздочки, ни полумесяца, — наверное, тучи легли плотным непрозрачным ковром или всё, что в небе светило и погасло, — лишь твердая земля под ногами говорила о том, что я ещё не падаю в Тартар, как медная наковальня; интересно — смогу ли я вслепую дойти до… — я не понимал, до чего мне надо дойти вслепую и зачем, но я пошёл, осторожно делая шаг за шагом, тараща глаза и двигая перед собой руками — вверх, вниз, вправо, влево, — наверное, со стороны, если на меня смотрел кто-то, способный видеть во тьме, это было похоже на попытки неумелого пловца, выброшенного за борт, не утонуть в океане ночи; меня, явно, кружило, потому что идти по прямой в кромешной тьме невозможно, как ни пытайся — в кромешной тьме нет ничего прямого и не может быть, я надеялся быстро выйти на дорогу, почувствовать под ногами брусчатку, ведь она проходила довольно близко от дома, но её всё не было, — странно! — куда-то подевались все препятствия, — где палисадник с деревьями, калитка, заборчик, баня? где все? — если я, сделав небольшой круг, вернулся обратно, то где стена моего дома? — иногда я приседал, чтобы ощупать землю под собой, — обыкновенная земля, покрытая плотным покрывалом невысокой травы — ни ямки, ни холмика, — как вообще ориентироваться здесь? от чего отталкиваться? И нужно ли? Откуда мне вообще знать, что всё это есть? Дорога, Дом, Сад и всё остальное — может быть, их нет, когда я сплю, они выключаются, подобно лампочке днём, — я ведь сейчас должен спать, потому что это нормально — спать ночью, вот их и нет, оставлен только необходимый минимум — трава да земля, отделяющая меня от бездны, — и не поймешь — спускаешься или поднимаешься по склону. В какой-то момент почувствовал такую усталость, что повалился навзничь — будь что будет — может, там вода или сено, — удар получился жёсткий, как и положено, спиной и затылком о землю — на мгновение всё озарилось странным синеватым светом — от удара, естественно, но почему-то не внутри головы, а снаружи — я увидел ночное небо, действительно, сплошь затянутое тучами, Дорогу внизу, рядом с ней мой Дом с садиком и баней, Лес, Реку, Торговый центр, Библиотеку, — так много увидел я всего за секунду! — а если бы мне дали минуту? я бы, наверняка, увидел соседние земли, где обитают не только люди, но и звери, птицы и рыбы; судя по картинке из озарения, я поднялся по холму и теперь находился как раз на том месте, где когда-то стоял замок Лангобарда, полностью разобранный по моей просьбе, когда я стал его приемником, — камня на камне от него не оставили, — А что делать с купальней и каменным ложем? — спросили Контролёры, когда я после подписания контракта, ознаменовавшего начало моей работы Свидетелем Дороги, не пожелал остаться в замке Лангобарда и потребовал, чтобы его полностью снесли до основания и убрали все воспоминания о нём из моей памяти; первое требование было выполнено успешно и быстро, так что громоздкий замок Лангобарда с донжоном перестал портить пейзаж, — жаль, что второе пожелание выполнено не было; если воспоминания нельзя убрать, тогда просто закопайте, завалите камнями, песком, землёй, посадите траву! — Увы!

Примяв траву, я приложил ухо к земле и прислушался, — не журчит ли там в глубине тёплая минеральная вода, протачивая себе новое русло в толще породы? — тишина! — может, она замерла, остекленела, — не заледенела, а именно стала стеклом в ожидании нового Свидетеля Дороги, которому снова, как Лангобарду, понравится купаться в минеральной воде, наполняющей природный бассейн, и спать на каменном ложе, — и всё повторится почти в точности за исключением мелочей, — он подпишет контракт с Контролёрами и захочет, чтобы ему на этом месте построили жилище, — может, на этот раз не замок или деревянный домишко, а современный дворец или небоскреб со всеми удобствами, с ватерклозетами, кондиционерами и джакузи, — не хранится ли где-то там и сам Лангобард, сотрясая толщу земли храпом, — может, он когда-нибудь проснётся и, подобно вулкану, взрывоподобно выберется наружу, тогда и замена ему не понадобится, — а я отправлюсь куда-нибудь дальше по Дороге, — тишина! Ничего не было слышно! Тишина — разве что отдалённый, уходящий в глубину и теряющийся там, раздавался стук моего сердца.

Некоторое время мне нравилось следовать везде за Лангобардом, но лишь потому, что я не знал, чем ещё себя занять, — особого труда мне не составило быстро вникнуть во все особенности, тонкости и нюансы его профессии: целыми днями бродишь по своему участку, наблюдаешь, размышляешь, если кого-то встречаешь на своём пути, не вмешиваясь в естественный ход событий, лишь констатируешь происходящее, не навязываешься в друзья, не даёшь советов, общаешься только в том случае, если этого хочет собеседник, не привязываешься к нему, не проявляешь никаких чувств, сохраняешь нейтральный статус — и так до тех пор, пока ситуация не подходит к своему логическому завершению; после этого приходишь домой, в спокойной обстановке ужинаешь, обдумывая увиденное и пережитое за день, записываешь всё, — при чём, насколько я понял, неважно в каком виде, — глиняные таблички, клинопись, папирус, краска, чернила, бумага, зубила, скребки, перья, ручки, компьютер, лазерный принтер, магнитные и цифровые накопители, — допускается, любая письменность, на любых языках и материалах с использованием любых средств написания, отчёты принимаются даже в звуковом виде.

Лангобард везде брал меня с собой, не спрашивая, хочу я этого или нет: утром его храп, не дающий мне спать практически всю ночь, резко прерывался, — какой сладостной, оказывается, бывает тишина! Удивительно было чувствовать не вибрирующий воздух! Когда хозяин замка спал, кажется, вибрировало вообще всё, кроме каменного ложа, — шкуры, которыми мы укрывались, стены, весь окружающий мир и, самое ужасное, я, — спасало только ложе, к которому я прижимался, отодвинувшись как можно дальше от той его стороны, где, распластанный во все стороны, наслаждался сладким сном Лангобард; когда храп прекращался, я старался как можно быстрее провалиться в забытье, чтобы успеть хоть немного насытиться им до того, как Лангобард начнёт трясти меня со всей дури и орать "Давай просыпайся, соня! Нас ждут великие дела! Ну ты и спать горазд! На что уж я люблю это дело, но ты, надо признать, меня превзошел. Поздравляю! Трясу тебя трясу! Уж думал ты помер". Конечно, я не жаловался на храп, что не могу ночью из-за него спать, не просил найти мне какой-нибудь укромный, самый отдалённый от каменного ложа уголок в замке для сна — не из