– М-м-м, – выдавила я, когда снова смогла говорить. – Какой… мягкий вкус.

Подняв взгляд, я увидела, что Роджер и Люсьен смеются.

– Извини, – сказал Люсьен, снова передвинув стакан в центр стола. – Мы просто поспорили, смогу ли я заставить тебя это выпить.

– Что? – спросила я, снова слегка закашлявшись. Роджер все еще улыбался. – Поспорили?

– Небольшое пари, – сказал Люсьен и выложил двадцатку на стол. – Добро пожаловать в Кентукки.

– Я побоялась обидеть тебя, если не стану пить, – произнесла я, чувствуя себя смущенной и обманутой. Но в то же время заметила, что Роджер с довольным видом откинулся на спинку кресла, пряча в карман двадцатку. Я мысленно прибавила ее к нашему общему бюджету.

– На вот, глотни, – Люсьен пододвинул ко мне стакан с водой, я тут же жадно отпила огромный глоток. – По-моему, бурбон – это отвратительно. Не представляю, как мама его пьет. Наверное, его можно пить только после пятидесяти, когда ты уже вкуса не чувствуешь.

– Извини, – сказал Роджер. Он выглядел немного сконфуженным.

– Ага, конечно, – мне хотелось посмотреть на него строго, но никак не удавалось придать своему лицу соответствующее выражение.

– За нас? – спросил Люсьен, подняв стакан с водой. Я подняла стакан сладкого чая, а Роджер – свою колу.

– За нас! – повторила я, и мы чокнулись стаканами.

Люсьен посмотрел на Роджера.

– Так что, ты и Хэдли были вместе?

– Ага, – сказал Роджер. – Мы с ней встречались во время учебного года. Но расстались, когда занятия закончились.

– Дай угадаю, – спросил Люсьен со вздохом. – И с тех пор от нее ни звука?

– Не совсем. То есть сегодня мы немного поговорили, но…

– Теперь она не отвечает на твои звонки?

– Нет, – медленно сказал Роджер. – Не отвечает.

Люсьен покачал головой.

– Извини, парень. Боюсь, это просто ее МО.

– Что это значит? – спросила я.

– Modus operandi[38], – сказал Люсьен. – Это на латыни.

– Да нет, – ответила я, закатив глаза. – Я знаю, как это переводится. Но что ты хочешь этим сказать?

– А вот еще одна догадка, – Люсьен проигнорировал мой вопрос и снова повернулся к Роджеру. – Она вообще не объяснила, почему решила с тобой расстаться?

– Кто, – сказал Роджер с некоторым нажимом, – кто вообще сказал, что это она со мной рассталась? Может, это была моя идея.

Люсьен только посмотрел на него, и Роджер вздохнул.

– Нет, – сказал он. – Никакого объяснения.

– Ее МО, – сказал Люсьен, повернувшись ко мне. – Я видел, как она проделывала это с остальными, сотни раз. Уж не сочти за оскорбление.

– Не сочту, – отрезал Роджер.

– Начиная со средней школы. Боюсь, что это просто ее образ действий. Ты попал в зону урагана Хэдли. Она просто приходит, переворачивает все вверх дном и оставляет после себя след из разрушений и растерянных парней.

– Такое часто бывает? – спросил Роджер несколько напряженным голосом.

Люсьен кивнул, после чего мы на некоторое время увлеклись своими напитками.

– Но никто еще не призвал ее к ответу за эту ерунду, – нарушил тишину Люсьен. – Так что хорошо, что ты приехал сюда, парень. Может, ты – тот, кто наконец до нее доберется. – Он поднял свой стакан за Роджера. – Я желаю тебе удачи.

Я взглянула на Роджера, который все еще сидел, уставившись в свой стакан с содовой, и мне показалось, будто я вижу что-то, чего не должна бы видеть.

– Но что я вообще понимаю? – спросил Люсьен нарочито громко, видимо, почувствовав, что лезет не в свое дело. – Я же всего-навсего младший брат. Не то чтобы она поверяла мне сердечные тайны.

Он повернулся ко мне и с интонацией человека, отчаянно пытающегося сменить тему, спросил:

– А у тебя есть братья или сестры?

– Брат есть, – сказала я с мыслью, что за эту ночь думала о Чарли больше, чем мне того хотелось бы, и уж лучше бы Люсьен выбрал для разговора любую другую тему, кроме этой.

– Старший?

– На три минуты младше.

Глаза Люсьена удивленно распахнулись.

– Вот дела! Близнецы? – Я кивнула. – Так вы, наверное, невероятно близки друг с другом?

Когда он это сказал, я почувствовала, как у меня внутри что-то сжалось. Время от времени у нас с Чарли случались моменты близости, но в остальном казалось, что большую часть жизни мы только и делаем, что деремся друг с другом. Будто между нами стена, которая никогда не исчезает.

– Это не совсем так, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал беспечно. – Мы не слишком близки.

– Извини, – сказал Люсьен, и снова повисла тишина. У меня возникло ощущение, что сегодня он больше не будет пытаться сменить тему.

– Ну, по крайней мере, он тебя никогда не кусал, – вернулся к разговору Роджер, теперь его голос звучал жизнерадостно. Он вытянул руку над столом, так что мы все могли увидеть на его ладони маленький круглый шрам. – Мой сводный брат, – пояснил он. – Вечно голодный ребенок.

– Это еще что, – Люсьен закатал свой рукав и показал едва заметный шрам на предплечье. – Когда мне было восемь, Хэдли подучила свою лошадь лягнуть меня. Она так и не созналась в этом, но наш конюх рассказал мне, как было дело.

Роджер потянулся к моей тарелке, чтобы взять клубнику, и тут Люсьен сказал, что отойдет ненадолго, и положил салфетку на стол (официант тут же сложил ее надлежащим образом).

– Извини, – произнесла я, как только Люсьен ушел, – за то, что его пригласила.

– Нет, все нормально, – сказал Роджер. – Он милый.

– Милый, – мне совсем не хотелось рассказывать Роджеру о том, каково это – оставаться дома одному. Я, скорее всего, и сама в полной мере не понимала, как чувствовала себя в такие моменты, пока не увидела что-то знакомое в выражении лица Люсьена. – Он просто показался мне одиноким, только и всего.

– Было весело, – Роджер ответил мне слабой улыбкой, которая, впрочем, тут же исчезла. Он покачал головой. – Хэдли говорила, что у нее есть брат, но не сообщала никаких подробностей. Она не рассказывала мне, как выглядит ее дом или этот город. Странно. А ведь мы были близки, – он побарабанил пальцами по полированной столешнице, а затем продолжил. – Теперь, когда я здесь, мне начинает казаться, будто я ее вообще не знаю.

– Вот как, – я посмотрела на Роджера, пытаясь понять, что это для него значит. – Но ты все-таки хочешь попытаться увидеться с ней завтра, верно?