Люсьен стоял в центре, рядом со своей дикой кошкой, поворачиваясь вслед за мной, и улыбался.

– Ты ведешь машину! – крикнул он.

– Я веду машину! – крикнула я в ответ, посильнее нажав на газ, чтобы немного ускориться. Управлять открытым джипом было восхитительно. Ветер трепал мне волосы, и из-за этого казалось, что я еду намного быстрее, чем было на самом деле. Проехав по кругу один раз, я развернулась и поехала в другую сторону. Люсьен рассмеялся, глядя на это. Мне вдруг стало ясно, как я скучала по ощущению свободы, которое мог дать автомобиль.

– Эми, осторожно! – внезапно крикнул Люсьен, и его голос прозвучал очень резко.

– Что? – крикнула я, а через секунду машина внезапно наклонилась влево, и я нажала на газ сильнее, чем собиралась. Джип дернулся вперед, и внезапно я потеряла контроль – на одну ужасную секунду я перенеслась на три месяца назад, но быстро пришла в себя и резко нажала на тормоз, хоть и слишком поздно, чтобы увернуться от зеленой фигуры, маячившей передо мной. Послышался треск, и машина резко остановилась.

– Ты в порядке? – взволнованно спросил Люсьен, подбежав к машине. Я слышала, как пульс гулко стучит в висках, паника накрыла меня в ту же секунду. Я убрала руки с руля – они дрожали. Потом заглушила двигатель и быстро отдернула руку от ключей. О чем я вообще думала? Зачем вообще попыталась это сделать?

– Что случилось? – спросила я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос не дрожал.

– С машиной, кажется, все в порядке, – сказал Люсьен, который осматривал джип, стоя на коленях. – Ты, наверное, наехала на кротовую нору. А вот Морису, похоже, конец. – Он встал, держа в руках кусок фигурно подстриженного кустарника – голову лося с раскидистыми рогами.

– О господи, – сказала я, рассматривая ее. – Мне так жаль, я сломала твоего лося?

Внезапно мне захотелось рассмеяться – быть может, от отчаяния, – и я крепко прикусила губу, чтобы сдержать смех.

– Мориса, – скорбно сказал Люсьен, и это меня добило. Я разразилась истерическим смехом. Когда он иссяк, я выбралась из джипа и обошла его, чтобы усесться на пассажирское место. Я старалась не смотреть на обезглавленное тело лося и думала, что не так уж это на самом деле и весело.

Стоит ли говорить, что до гостевого дома машину вел Люсьен. Голова Мориса лежала между нами на сиденье.

– Еще раз прошу прощения, – сказала я.

– Уверен, он понимал, что к этому все идет, – сказал Люсьен, глядя на голову. – Может, оно и к лучшему. Отлично будет смотреться над камином. Знаешь, для людей, которые хотят украсить свой дом, но не хотят убивать настоящего животное.

– Мне нравится эта идея. Думаю, за ней будущее.

Он взглянул на меня, а я лишь подняла брови. Когда мы подъехали к гостевому дому, на первом этаже всюду горел свет, а на втором все было темно и тихо.

– Роджер, наверное, уже спать лег, – сказала я.

– Ага, – произнес Люсьен, глядя на дом.

Наступила тишина, которую нарушали только стрекот сверчков и ворчание двигателя.

– Ну а у вас с ним что? – спросил Люсьен, прерывая молчание.

Я посмотрела на него.

– Что ты имеешь в виду? – удивленно ответила я, хотя на самом деле отлично понимала, что он имел в виду.

Люсьен заглушил двигатель и повернулся на сиденье так, чтобы прислониться к двери и смотреть мне прямо в лицо. Потом, видимо, сообразив, что между нами оказался Морис, переложил лосиную голову назад.

– Ничего, – ответила я, глядя на окна второго этажа. – Роджер влюблен в твою сестру.

Он покачал головой.

– Лично я в этом не уверен.

Я собралась было возразить, но вспомнила, что Роджер сказал примерно то же самое несколько часов назад, когда мы ехали в машине.

– Я знаю, что он все еще не может забыть о ней. Ведь именно из-за нее мы здесь.

– Так у вас с ним ничего нет? – спросил Люсьен.

Я моргнула. Моим первым побуждением было сказать, что сама мысль об этом просто невероятна. Но вместо этого провела рукой по волосам, стараясь не дергать их слишком сильно. Роджер всегда так делал. В памяти всплыли несколько непрошеных картин: Роджер барабанит пальцами по рулю; Роджер спит рядом со мной, одеяло сползло с его плеча; Роджер с беспокойством смотрит на меня, когда мы едем по мокрому шоссе где-то в Канзасе, и просит говорить с ним, чтобы не дать уснуть; Роджер предлагает мне последний кусочек картофеля фри.

– Эми, – повторил Люсьен.

– Нет, – быстро сказала я. – Нет, между нами ничего нет. Совсем.

– Так много «нет» сразу.

– Угу, – мычу я, тоже заметив эту особенность.

– Я просто не был уверен, – сказал он, – в том, как обстоят дела между вами.

Я покачала головой.

– Нет тут никаких дел.

Произнеся эти слова, я задумалась, было ли это правдой на сто процентов.

– Во всяком случае, ничего такого, – уточнила я, успокоив себя, что уж это, по крайней мере, точно правда. – Я хочу сказать, мы приехали сюда из-за Хэдли. Потому что Роджер до сих пор к ней что-то чувствует.

– Тогда я не знаю, что из этого выйдет. Думаю, Хэд заметит его и сразу убежит. Обычно она так и делает. Я – наоборот. Я обычно хожу следом.

– Ты выращиваешь. Ты помогаешь пустить корни. Буквально. Люди, которые сбегают, на такое неспособны.

– Да, – с улыбкой сказал Люсьен. – Пожалуй, неспособны. Но мне кажется, я научился этому просто потому, что кто-то должен быть здесь. А Хэдли всю жизнь только и делает, что убегает. Убегает от всего. От вещей, от людей, от чувств, от семьи. Я все время вижу, как она это делает. Как думаешь, почему Хэдли катается на лошадях? Она пыталась сбежать еще с тех пор, как была маленькой. Но, видимо, она не понимала, что в итоге все равно придется остановиться. А что происходит, когда останавливаешься?

Что-то в словах Люсьена внезапно пробудило во мне воспоминания о Чарли, о том, как его голова исчезает за перилами крыльца, когда он крадется прочь, и так каждую ночь.

– По-моему, мой брат ведет себя точно так же, – медленно сказала я. – Не знаю, убегает ли он от чего-то. Но он любит уходить в места, куда за ним никто не сможет последовать.

– Да? – спросил Люсьен.

– Да, – сказала я, внезапно ощутив отсутствие брата.

Я провела так много времени, избегая разговоров о нем. Но теперь мне внезапно захотелось все рассказать. Мне показалось, что Люсьен поймет.

– Он в реабилитационном центре, – я впервые произнесла это вслух.

Люсьен молча посмотрел на меня, потом поднял взгляд к небу и хмыкнул.

– Моя мама – тоже, – сказал он и покачал головой. – Попадает туда почти каждое лето, чтобы просохнуть. Они с папой говорят всем, что просто уезжают отдохнуть, чтобы поиграть в гольф и расслабиться. Я даже верил в это до того момента, пока несколько лет назад Хэд не объяснила мне, как обстоят дела на самом деле.