— Так точно. Её Величество похоронят в Петропавловской крепости. А Наталья Алексеевна будет погребена в Александро-Невской Лавре, — быстро ответил Шувалов, — Может, лучше провести обряды в разные дни?

Немного подумав, решаю согласиться с графом.

— Так и сделаем. Не нужно особых церемоний. Пусть похороны моей жены станут семейным делом и пройдут послезавтра. А императрицу мы похороним со всеми положенными почестями через три дня. Поэтому если у вас нет более важных вопросов, то давайте расходиться. Мне надо известить родственников и попрощаться с убитой супругой. Иван Иванович, — обращаюсь к обер-камергеру, — Жду вас и князя Трубецкого завтра в Аничковом дворце. Я пока не намерен перебираться в Зимний. Обсудим вопросы, связанные с похоронами и предстоящей коронацией. Мне действительно нужен один день, и я не готов более обсуждать иных дел. И постарайтесь не устраивать из церемонии погребения Натальи Алексеевны представления для высшего света. Это моя жена и моя боль. Не хочу видеть на похоронах лишних людей.

Думаю, придворных на похоронах Каролины будет немало. Но завтра обговорю с Шуваловым, кого мы допустим до церемонии. Мерзко, но даже здесь невозможно обойтись без интриг и политических игрищ.

На этом мой день не закончился. За окном уже было совсем темно, и расторопный слуга принёс ещё один подсвечник. Благодаря этому мне стало лучше видно лицо посетителя.

Василий Суворов был мрачен и немногословен. Он вошёл в кабинет, быстро осмотрелся, поздоровался и сел на предложенное кресло.

А мне и говорить с ним особо не о чем. Да, сенатор помог, удержав от участия в мятеже измайловцев и конную гвардию. Но это его прямые обязанности, а не личное одолжение моей персоне.

И вообще, он мне не нравится. Впрочем, как и большая часть вельмож, готовая предать любого следующего самодержца. Я ещё могу понять мотивы мятежников, свергнувших Петра III. Тот действительно был чужеродным явлением для России, наделавшим массу глупостей. Но почему свергли меня? Ведь моя мать — Анна Леопольдовна, будучи регентом, не внесла особых изменений в политику. С Данией воевать не собиралась и союзников не предавала.

Только предали её ближайшие соратники и далее обошлись весьма жестоко. Особенно со мной. Думаю, вельможи это понимают, потому и надо быть с ними особо внимательным. А то со страху устроят новый заговор. Нет, я всем отомщу. Но позже, постаравшись не навредить державе.

— Помнится, Пётр Фёдорович назначил вас губернатором Сибирской губернии? — решаю сразу приступить к делу, — У меня такое же предложение. Поезжайте в Тобольск, принимайте дела и наводите там порядок. Уж больно нехорошие слухи идут с тех мест.

Испещрённое морщинами лицо сенатора некрасиво сморщилось. Я сразу и не понял, что он так ухмыляется. Жуткое зрелище!

— А что, если я откажусь? Поймите правильно, мне в силу возраста пристало уйти в отставку и отправиться в имение.

Слова Суворова разумны. Лет ему немало, а может, он болен. Нельзя же неволить заслуженного человека. Только здесь не тот случай.

— Никто не мешал вам уйти в отставку ранее. Но ведь власть манит и обволакивает? Правда, Василий Иванович? — наклоняюсь вперёд и со злой усмешкой отвечаю собеседнику, — За это сладкое ощущение можно предавать государей, которым ты давал присягу, причём дважды. Даже можно пытать собрата дворянина по надуманному обвинению[3]. Но ведь то было «слово и дело государево». Значит, позволено творить любой произвол. Верно я говорю?

А вот такой разговор главе политического сыска не понравился. Суворов быстро оглянулся и увидел фигуру Пафнутия, стоявшего за его спиной. Мои люди теперь всегда рядом. И в их решимости защищать своего государя не было никакого сомнения. Душегуб и предатель Суворов, это прекрасно понимает.

— Ты жив только из-за сына. Уж больно хорошо о нём отзываются некоторые военные чины. Нельзя обидеть и отвратить от служения трону столь многообещающего воина. В будущем он должен принести России много пользы. И Александр Васильевич не виноват, что его отец клятвопреступник, замаравший себя убийствами. Поэтому придётся тебя помиловать, хотя очень хочется казнить.

Не говорить же сидящему передо мной интригану и палачу, что Майор приказал холить и лелеять его сына. Мол, наряду с Румянцевым — это наиболее успешный русский полководец. Потому и приходится прощать его отца, заслуживающего плахи.

— Мне нужно, чтобы в Сибири был порядок. Надо решить вопрос с мздоимством на таможне и воровством ясака. И пора заняться этим краем, который находится, будто в отрыве от остальной России, — начинаю доводить до сенатора свои мысли и передаю ему несколько листов бумаги, — Здесь основные требования, кои вы должны осуществить. Если будет какое-то сопротивление, то давите его нещадно, невзирая на чины и имена. Вам это не впервой. Заодно займитесь поиском земель, пригодных для земледелия. Я слышал, что ближе к реке Иртыш их достаточно. Есть у меня мысли по заселению этого малолюдного края. Ещё надо определиться, нужны ли нам дикие племена киргис-кайсаков, просящихся в русское подданство. Мы уже спасли их от джунгар и богдыхана. Но зачем России эти дикари? Может, лучше вытеснить их вглубь Азии, освободив земли для русских поселенцев? Но это на ваше усмотрение.

Суворов молча выслушал мои слова, а затем начал читать указания. Писал их не я, а человек, рекомендованный Щербатовым. Я их немного доработал. Мне вспомнились наставления Майора о народах, предавших Россию в будущем. Несмотря на то, что именно империя спасла их от полного уничтожения, неблагодарные только и ждали возможности ударить в спину. Мы не звери и целые племена уничтожать не будем. А просто выгоним их вглубь пустынь или гор. Далее же всё в руках божьих. Чуть позже придётся заняться малороссами и грузинами. Надо будет уточнить о последних у знающих людей.

— Я согласен, — тихо произнёс сенатор, дочитав пояснения.

Вот и ладушки!

— Василий Иванович, — обращаюсь к новому сибирскому губернатору, который быстро обернулся, уже дойдя до двери, — Перед отъездом жени сына. Это мой приказ. Но и подарок будет ему царский. Не сомневайся. А то не дело, что взрослый мужчина ходит в холостяках.

— Слушаюсь, Ваше Величество!