моем балете только настоящие женщины танцуют на пуантах».

— Ради бога, — напряженно перебил Анжело, — хватит уже про балет! Мэтт, если тебе надо решить какие-то дела, я тебя отвезу и привезу обратно.

— Старый добрый Анжело, — фыркнул Марио. — Все еще следит за детьми. Он вечно квохтал над нами в дороге… А перед отбытием поезда строил и считал по головам.

Он положил ладонь Анжело на плечо.

— В любом случае спасибо, но у меня все с собой, а у Эдди есть ключ. Просто он должен знать, что я больше не вернусь, если захочет воспользоваться квартирой вечером.

— А какая разн… — начала было Барбара, потом опять хихикнула: — А, ты имеешь в виду, если он решит привести туда девушку?

— Ага, — ответил Марио, — именно. Позвоню ему после ужина.

— Я нашла твои вторые кроссовки, Томми, — сказала Барбара. — Они были в конце холла с обувью Клэя.

— Спасибо, Барби.

— Я буду по тебе скучать, — вздохнула она, шагая с ним по коридору. — Ходить в кино с братцем так уныло. Будет убегать с этими сорванцами из начальной школы. Хотела бы я поехать с вами. Лисс в моем возрасте уже ездила.

— Поговори с Люсией, — улыбнулся Анжело. — В этом сезоне уже поздно, но, может быть, в следующем.

— Тогда бы и Люсия вернулась на дорогу, — сказал Марио. — Пришлось бы ей ехать присматривать за Барби. Спорим, она снова решила бы стать нашим администратором?

— Не буду я спорить, — ответил Анжело. — Но если брать в расчет твое тройное сальто, то мы ездим с Ламбетом последний год, это точно.

— Я так его и не увидела, — пожаловалась Барбара. — Когда вы тренируетесь, я вечно в школе. Может, сегодня покажешь?

Марио глянул на Томми.

— Что скажешь? У меня сегодня счастливый день?

— Я тебе что, хрустальный шар? Я даже не знаю, включишь ли ты его в номер в этом сезоне.

— Если бы так, с Ламбетом нас бы уже не было, — возразил Марио. — Нет, я еще не готов. Сделаю, как в прошлом году — буду его тренировать, показывать на публике время от времени, когда в ударе. Без шумихи и фанфар. Вот когда начнет получаться каждый раз…

— Мечты, мечты, — засмеялся Анжело. — Даже у Барни Парриша не выходило чаще, чем девять из десяти.

— У меня пока где-то четыре из десяти, и я пробую только в хорошие дни.

Они вышли в коридор второго этажа. Заметив возле своей двери старый потертый чемодан, Томми спросил:

— Будешь сегодня спать со мной, Марио?

Парень помедлил.

— Да нет, комната Джонни теперь свободна. И чемодан туда отнесу. У тебя все в трейлере, Томми?

— Все кроме костюма для сегодняшнего выступления и одежды, в которой поеду завтра.

Барбара подняла чемодан, но Марио быстро его отобрал.

— Не таскай тяжести, милая. Хочешь увидеть тройное сальто? Что ж, я покажу тебе. Только пеняй на себя, если все, что ты сможешь увидеть, — меня, падающего в сетку.

— Что поделать, — сказала Барбара. — Но Марио, почему эта штуковина такая фантастически сложная? Двойное сальто делает каждый уважающий себя гимнаст. А Лулу делала два с половиной. Но только один из ста справляется с тройным. Джерард Майт, Барни Парриш, Джим Фортунати… Теперь и ты.

Неужели в этой половинке оборота все дело?

Томми и сам об этом думал. Его собственный переход от одинарного заднего сальто к полуторному, когда руки ловитора смыкались на лодыжках, а не запястьях, был не такой уж и трудный.

Марио прислонился к косяку.

— А чтоб я знал. Была такая теория, что после двух оборотов акробат больше не может контролировать тело. Что мозг просто не успевает управлять движениями. Парриш и Фортунати разбили эту теорию в пух и прах. Но ты должен быть чертовски хорош, чтобы после двух оборотов успеть прийти в себя и увидеть ловитора.

— Не понимаю, — вздохнула Барбара. — Когда Джонни учил нас работать на трамплине, он делал шесть-семь сальто. Даже Клэй может сделать два, а я как-то сделала четыре. В чем разница? Только потому, что сорок футов высоты?

— Слушай, на трамплине ты не… — начал Томми.

— Господи, скорость гораздо больше… — одновременно принялся объяснять Анжело.

Потом остановился, засмеялся и посмотрел на Марио.

— Я только спросила, — уязвлено сказала Барбара.

Но Марио не улыбался.

— Нет, Барби, высота здесь ни при чем. Дело в том, что на земле или на трамплине ты касаешься поверхности после каждого оборота и каждый раз заново ориентируешься. Но на аппарате кач и вес перекладины придают тебе больше скорости. Делая два полных оборота между тем, как отпускаешь перекладину, и моментом, когда попадаешь к ловитору, ты двигаешься вдвое быстрее да еще сопротивляешься гравитации. Два кувырка на такой скорости дезориентируют кого угодно. Но все-таки, если ты хорошо управляешься с телом, то можешь сделать два быстрых оборота и сберечь чуть-чуть времени, чтобы успеть понять, где ловитор. А чтобы сохранить время после трех оборотов, кач должен быть таким быстрым и высоким, что когда ты сходишь с трапеции, то двигаешься со скоростью пушечного ядра, — он показал жестом. — Когда я был маленьким, Джим Фортунати высчитал, что это примерно шестьдесят две мили в час. Он куда умнее меня, так что сомневаться я не стану. Трюк не в том, чтобы войти в третий оборот… как раз наоборот. Все в дело в том, как из него выйти. На такой скорости ты как бы на миг отключаешься — со мной, во всяком случае, именно так — и когда ты выходишь из оборота, то оказываешься прямо над ловитором, все в тумане, и он надвигается на тебя со скоростью поезда. И если ты неаккуратно схватишься, как дети, например, — Марио хлопнул Томми по плечу, — то можешь вывернуть ему руку. Или он вывернет твою. На такой скорости хватка должна быть идеально точной — спроси вон