— Не знаю. Я поняла, что тогда все неприятности между нами вроде из-за работы были. Но он по-прежнему не проявляет инициативы в отношениях, помнишь, я рассказывала тебе, когда звонила? А недавно я поняла, что и сама, наверное, не смогу сейчас ни с кем встречаться. Вот как подумаю: сначала романтика, отношения, потом совместное проживание, потом брак. И брак — это опять думать, наблюдать, стараться, восхищать и предвосхищать, строить заново весь замок, в котором потом жить… И бояться ошибиться, и поэтому ошибаться, и работать, работать, работать… До зубного скрежета, до последнего нерва. У меня сейчас нет сил на это. Может быть, я упускаю своего единственного, любовь всей жизни, но я не хочу сейчас ничего форсировать… А, чувствую, Стефан именно этого и ждет. Чтобы я взяла на себя ответственность за отношения, пообещала ему, что все будет хорошо, и тогда они начнутся.

— Но, дорогая, даже если ты захочешь отношений, никто не может принудить тебя к ответственности за них — тем более, с самого начала! Никто не может одновременно, как ты это сказала: «восхищать и предвосхищать». Либо ты летаешь, либо строишь планы — это же ясно.

— Как это? Расскажи, а то я совсем запуталась. Вот расскажи, например, о мужчине, с которым ты ушла от отца…

Мануэла посмотрела на нее нежно и немного грустно.

— Хорошо, если ты хочешь. Его звали Валентин…

— Он что, умер?

— Нет… А вообще, не знаю. Я предпочитаю о бывших мужчинах говорить в прошедшем времени, ведь они уже умерли для меня. Валентин был коллегой твоего отца.

— Коллегой отца? Но как это вышло?

Мануэла улыбнулась, и эта улыбка, зародившись на губах, словно скользнула по всему ее телу. Эльза внимательно посмотрела на мать: та однозначно была женщиной без возраста.

— Это сложно объяснить. Я шла по городскому саду домой, в обычный будний день, просто гуляла после репетиции, вдохновляясь летом. Мне так хотелось иногда пройтись одной по этим аллеям, а твой отец так на это сердился… Ну да ладно. И вот, я вся такая романтичная, в легком разноцветном платье и в этом, самом нужном для любви настроении, и он — навстречу. Вокруг это буйство зелени — деревья, кусты. И еще солнце, конец июня, жарко, все хмурые, а он в белой рубашке с распахнутым воротом. Смуглая кожа, белоснежная улыбка… Мы немного поговорили: он, оказалось, только вернулся с курорта. И я влюбилась.

— Вот так, сразу? В парке?

— Ну конечно, дорогая! Конечно, сразу! Потом мы гуляли, говорили, целовались — несколько недель подряд, каждый день… Потом случилась настоящая любовь, и меня уже невозможно было спасти. Я была не просто его, я была — он…

— А потом?

— А потом август, наша поездка на море, и — он украл меня, представляешь? Просто украл… Я боялась и плакала, потом смирилась, и мы были очень, очень счастливы…

— Очень счастливы? Сколько?

— Четыре года. Однажды утром я проснулась и поняла, что больше не люблю его. И нужна причина, чтобы уйти. Все эти условности, причины и прочая чушь появляются лишь тогда, когда уходит любовь…

— И что с причиной?

— Несколько месяцев я искала ее, а потом нашла Эллу.

— В общем, все сложилось удачно…

— Не особенно. Но ты же спрашивала о любви… А любовь не бывает неудачной, детка. Любовь — это танец, ты начинаешь танцевать, продолжаешь, подхваченная вихрем, но даже когда устаешь, не можешь просто прекратить. Надо красиво закончить номер… И это тоже женская жизнь. Самое сложное в любом танце — красивый финал.

— Или эффектный. Я слышала, как минимум один номер в твоей жизни закончила не ты…

Мануэла чуть изменилась в лице, но тут же взяла себя в руки.

— Лизанька, мы говорим о любви. А в этом деле не нужны большие дозы. Следующая история — в следующий раз.

— Извини, мам.

— А насчет твоей идеи об ответственности… Знаешь, дорогая, когда танцуют двое — это любовь. А когда танцует кто-то один, а второй — просто опора для него, то это — стриптиз. И это действительно тяжелая работа, которая только со стороны выглядит красиво. Так я думаю.

Они говорили еще о многом, но когда легли спать, в голове у Эльзы все звучала мамина фраза о стриптизе, и она никак не могла решить: то ли это первый между ними конфликт поколений, то ли любовь, и правда, не работа, и заморачиваться по поводу нее совсем не стоит. Ведь, если следовать маминой теории, между ними со Стефаном ничего нет, и, вероятно, не будет. Ведь он ничего не делает. И Эльза решила уехать, не прощаясь с ним. Даже если любовь — это работа и ответственность, работать над этим проектом она сейчас не в силах. Отложим на потом, если получится. А нет — значит так и будет. С этими мыслями она уснула, и всю ночь ей снился зеленый парк, мама в разноцветном платье и неизвестный мужчина восточной внешности в белой рубашке, с дорогими часами на левом запястье.

Наутро, умывшись, она, как в детстве, подошла поцеловать маму.

— Мам, а можно маленький вопрос о любви? Уже же другой день.

Мануэла улыбнулась.

— Давай.

— Валентин, он был восточной внешности?

— Да…

— И носил золотые часы на левом запястье?

— Откуда ты знаешь?

В ответ на недоуменный взгляд матери Эльза рассмеялась:

— Я не знаю, мам. Вы мне просто сегодня приснились. Вдвоем, в парке…

Позавтракав и принарядившись, женщины заперли свой четный номер в гостинице и отправились в адвокатскую контору. И по дороге единогласно решили, что числа, похоже, перестают определять течение их жизни.

Вадим Сергеевич, хоть и был несказанно рад увидеть обеих, от новости о наличии у Мануэлы временного паспорта сразу помрачнел.

— Вы показывали его кому-то?

— Нет, просто взяли.

— Ну хоть это хорошо.

Вадим Сергеевич усадил женщин в кресла и дал им в руки по цветочку из стоявшей рядом высокой вазы.

— А сейчас слушайте меня внимательно, девочки. И запоминайте. Пересечь границу по чужому паспорту — это уголовное преступление. Ввести в заблуждение сотрудника правоохранительных органов с целью получить паспорт, на который не имеешь права — тоже уголовное преступление. Если вы будете дальше продолжать в том же духе, то я не смогу ничем помочь вам, как бы ни хотел этого. И еще. Эльза, помнишь, я говорил тебе, что для восстановления Мануэлы в правах нужно собрать некоторые доказательства в том городе, где она жила. Нам нужны свидетели, их показания… Где я их теперь возьму?

— Она может уговорить Эллу приехать. Наташу, еще пару человек. Не знаю, правда, сочтешь ли ты, Вадимчик, этих свидетелей благонадежными… — Мануэла тонко улыбнулась.

— Сочту, если они будут говорить правду. Эльза, тебе придется съездить за свидетелями, пока я буду работать здесь.