— Стефан тоже говорит, что мне надо уехать. Благодаря дарственной, которую я нашла в папке, они нашли убийц. Теперь считают, что это Дана и Стас. Вроде Дана призналась уже… Там замешан еще нотариус какой-то и свекор мой… Вадим Сергеевич, мне страшно.

— Тем более, оставляй Мануэлу здесь и уезжай. Заодно найдешь свидетелей.

— Как я ее оставлю тут одну?!

Вадим Сергеевич повернулся к Мануэле.

— Мануэла, вы позволите мне помочь вам, пока ваша дочь будет в отъезде?

Мануэлу, которая уже пришла в себя, предстоящие перемены, похоже, только забавляли. Она лукаво улыбнулась.

— Позволю…

— Тогда давайте я прямо сейчас перевезу ваши вещи к себе. У меня довольно большой дом, и там вы будете в безопасности. К тому же, он почти всегда пустует — ведь я на работе. Вас ничто не стеснит.

— Вадимчик, это неприлично…

— Зато безопасно.

И Мануэла кивнула головой в знак согласия. Эльза была поражена тому, как быстро пугавшие ее обстоятельства приняли другой оборот.

— Да уж точно: хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах, — заметила Эльза. — Вообще-то я хотела провести все эти дни с мамой, а, когда все решится, вернуться с ней обратно и жить там.

— Эльза, у меня для тебя есть новости. С аукциона продали вашу квартиру, автомобиль и офис, а предприятие, которое Стас купил в период вашего брака, выставлено на продажу на следующей неделе. Нужно, чтобы ты уполномочила меня взять эти деньги и положить на твой счет в банке. У тебя, кстати, есть счет в банке?

— Нет, личного нет, был только общий с мужем. И …я ничего не знала ни о каком предприятии.

— Ясно. Значит, поехали. К нотариусу, в банк, потом за вещами в гостиницу.

Вадим Сергеевич разговаривал с ними тем же не терпящим возражений тоном, которым уже однажды увещевал ее не делать глупостей в суде. Могла ли она тогда думать, что все в ее жизни запутается еще сильнее?

— Вадим Сергеевич, а на какое время я уеду? Что мне делать с работой?

— Ты же собиралась уезжать навсегда. Увольняйся.

— Как это — увольняйся?

— Очень просто. Твои бывшие родственники станут искать тебя, в первую очередь, в театре, разве нет? Значит, это еще одно дело, которое надлежит сделать сегодня.

— Но они, наверное, захотят, чтобы я отработала еще какой-то срок, как там надо по закону…

Вадим Сергеевич посмотрел на нее поверх очков.

— Значит, туда тоже вместе поедем. Помогу уладить.

Вдруг Мануэла захлопала в ладоши и счастливо рассмеялась:

— Обожаю решительных мужчин.

Эльза с удивлением посмотрела на нее, а Вадим Сергеевич немного смутился. В этих несоответствующих тревожной ситуации состояниях все трое вышли на улицу и сели в такси.

Покончив с нотариусом, открыв счет в банке и забрав из гостиницы свои и мамины вещи, Эльза поняла, что вопрос с театром хочет решить сама, о чем сказала Мануэле и Вадиму Сергеевичу. Увлеченные воспоминаниями, в которые они с удовольствием углубились по дороге, эти двое не стали возражать: адвокат лишь сказал, чтоб она позвонила, если возникнут проблемы.

До театра она дошла пешком. Действительно, уволиться — логично, она просто не успела подумать об этом. Но что, если она не найдет работу в том, другом городе? Конечно, у нее будут деньги, не в них дело. Но без любимой работы, без этих движений души, без сцены, без восхищения большого количества людей ей будет скучно. Чем она сможет заменить это? И сможет ли? Впрочем, выбора сейчас все равно нет…

Так, в размышлениях, она почти дошла до театра, и вдруг вспомнила о Николетте. Случайно увиденный кусочек чужой жизни: безденежье, скучная работа, безнадега, больной муж, поломанное кресло… И в то же время какая-то инстинктивная стойкость к несчастьям, отзывчивость, доброта. Размышляя, Эльза свернула в магазин, выбрала недорогое, но мягкое кресло, расплатилась, заказала доставку на имя Николетты и на адрес театра. Пусть почти прожитая жизнь этой женщины станет хоть немного удобней.

Каминский оказался на месте. Эльза зашла к нему, поздоровалась. Похоже, он был не рад ее появлению.

— Присаживайся. Чем обязаны?

— Я пришла увольняться.

— Пиши заявление.

Он протянул ей листок, Эльза начала писать. Директор еще больше нахмурился:

— Надеюсь, там ты напишешь причину, раз лично мне ее сказать не желаешь.

Эльза положила ручку.

— Ну почему же, желаю. Я переезжаю в другой город. Не по своей воле, это обстоятельства. Семейные. И я ничего не могу поделать.

Объяснять ничего не хотелось, тем более ему. Директор смягчился и как будто даже обрадовался:

— А с законом проблем больше нет?

— Их и тогда уже не было, я вам говорила…

Эльза вздохнула, помолчала, пытаясь понять, что же она чувствует в этот судьбоносный момент. Наконец, выдавила из себя нужную фразу:

— Мне самой жаль, что приходится так срочно увольняться. Но уезжать надо прямо завтра.

Каминский помолчал.

— Ты потом возвращайся, если захочешь, мы возьмем тебя обратно. И роль получишь, еще получше той. Я сейчас позвоню бухгалтеру, она все оформит, а ты зайди ко мне через часик, заберешь документы…

Эльза кивнула ему и вышла. Что ж, у нее есть время попрощаться — если не с коллегами, то, по крайней мере, с театром. С театром, который так долго играл самую важную роль в ее жизни…

Она спустилась на первый этаж, вошла в зал. Прошлась по нему, трогая руками бархатные спинки кресел, села в первый ряд. После поднялась на сцену, тронула кулису. В носу защекотало — то ли от чувств, то ли от пыли. Вышла за сцену, прошла мимо зеркал, в которые сотни раз рассматривала себя перед спектаклем. Постаралась не смотреть в них сейчас: делать это без грима и не в сценическом костюме считалось плохой приметой. Через обшарпанный коридорчик прошла в гримерку. Сколько здесь было волнений, переживаний, размышлений! Все это сейчас кажется пустяками. Эльза ясно почувствовала, что все происходит верно: она и сама не хочет, не может оставаться здесь. Эта роль сыграна, она сделала тут все, что могла. Проведя рукой по своему столику в гримерке, она мысленно сказала: «Забираю с собой все хорошее, что тут было», открыла сумку и «положила» это хорошее туда, следом застегнув молнию. Уходя, подумала сфотографировать гримерку на телефон, потом решила, что не надо. Пусть все остается в воспоминаниях. Так красивее.

Театр был пуст: до репетиций далеко, спектаклей сегодня не планировалось. Эльза спустилась вниз, к проходной, где сидела Николетта, и застала ее за разговором с грузчиками.

— Вы с ума сошли, я ничего такого не заказывала, увозите обратно! — причитала женщина. Грузчики в ответ показывали ей бумагу, но она была непреклонна. Когда Эльза вышла, они, недоуменно переглядываясь, уже собирались грузить кресло обратно в машину. Эльза успела остановить их.