когда ребенок должен отделиться от матери, становясь тем, кто он есть. Однажды у него проснется страстное стремление к нежности любовницы, и цикл начнется заново. Это и есть ритм жизни. Общность ― это то, что порождает разобщение, и в этом разъединении рождается стремление к общности.

Страстное стремление, сакральная тоска ― это динамический элемент принадлежности, который, если у нас хватает разума ему следовать, приводит нас к воссоединению с жизнью, нам уготованной.

В случае правильного применения страстное стремление являет собой акт почитания разобщения. Это импульс души, призывающий нас глубже проникать в жизнь. Он говорит: «Пора возвращаться домой». Это пронзительная боль в сердце, которая знает, что существует нечто большее, и притягивает нас к нему, как магнит. Но мы должны с уважением относиться к тому, насколько далеко мы можем находиться от него. Страстное стремление не удовлетворяется мирскими формами, так как знает, что есть дом, добраться до которого можно только через портал нашей уязвимости перед настоящим моментом.

Как и в случае с тростником, сорванным в зарослях, существует что-то восхитительное в оторванности от того, что мы любим и что позволяет нам быть ужасно-прекрасными живыми людьми.

Джеймс Хиллман в резких тонах отзывается о невинности, называя ее «пагубным пристрастием не знать темные стороны жизни и не испытывать потребность в этом» [58]. Другими словами, чтобы прийти к осознанию, необходимо утратить невинность. Хотя я признаю всю спорность этого утверждения, оно оказало мне неоценимую услугу в смирении с личной травмой. Вместо того чтобы зациклиться на ошибках, допущенных в отношении меня ― навязчивая идея вернуться к невинности, ― я начала воспринимать свои жестокие разочарования как необходимость. Без них я бы никогда не узнала истинную принадлежность, которая включает в себя изгнание, а не подменяет его.

Полюбить вновь ― означает сделать это по причине более широкого и более сложного понимания самой жизни, включая таких сомнительных партнеров, как измену с доверием, изгнание с принадлежностью, разобщение с приверженностью. Точно таким же образом, как Адам и Ева были изгнаны из Рая за то, что съели плоды Древа Познания, есть цена, которую надо заплатить за осознание, ― но дар осознания более совершенен и передает все оттенки взаимоотношения с жизнью. Я считаю, что в этом и заключается истинное значение прощения: не предавать забвению то, что произошло с вами, а прекратить желать, чтобы оно было другим. Выбирать после того, как все завершилось.

Страстное стремление ― это призыв к примирению с событиями в наших жизнях. Вместо того чтобы пытаться тщательно организовать реальность, как будто она наполнена только удовольствием и миром, страстное стремление просит нас создать смесь смеха с печалью, совместить боль и целительный бальзам, желание «потеряться» таким образом, чтобы нас нашли.

Всего лишь через несколько дней после смерти моей наставницы Энни мне уже снилось, что я встречаюсь с ней в солнечном саду. Я была вне себя от радости, увидев ее, и она нежно обняла меня. Но я, должно быть, слишком долго наслаждалась этим, крепко вцепившись в ее мягкое тело, так как она начала рычать, как волчица, которая учит волчат не бояться самостоятельности.

Напуганная жестокостью этого сна, я начала выходить гулять на природу, которая, как казалось мне тогда, была единственно достаточно обширным местом, чтобы принять мою боль. Я помню, как сидела на пляже и плакала под жаркими солнечными лучами, сидя на покатом камне, а мое сердце горело тоской по наставнице, заменившей мне мать. Затем я случайно посмотрела в сторону и заметила хитон цикады, оставленный совершенно целехоньким на ближайшем бревне после того, как крохотное насекомое расправило крылья.

В следующее мгновение меня осенило, что, подобно цикаде, Энни должна расправить крылья и оставить за спиной ограничения, накладываемые на нее человеческой оболочкой. Меня переполнило восторженное наслаждение, смешавшееся с печалью, принеся мне внезапное осознание того, что смерть ― это еще совсем не конец, а только начало.

Я почувствовала себя так, будто в небесах появился просвет, созданный моей сакральной тоской, через который природа, которая была также Энни, могла общаться со мной. Я поняла, что была точно такой же цикадой. Из-за смерти Энни мое сердце треснуло, и оттуда на свет божий появились крылья моего страстного стремления жить полнокровной жизнью.

Хотя потребовалось много смелости, чтобы оставить удобства хорошо знакомого мира и ответить на зов моего страстного стремления, я все-таки начала соединяться более тесно с жизнью как таковой. Подобно тому, как выбрасывают весла в набегающую волну, я позволила подводному течению развернуть мое маленькое каноэ, полагаясь на глубокое упование на неизвестное. Ее смерть сделала меня отважнее; не в показном смысле, а в том, что в какой-то мере я смогла жить с еще большей сопричастностью к чужой беде, после того как горе наделило меня способностью выводить все на чистую воду. Даже мои творческие способности в большей мере обогатились честностью, потому что я стала более чувствительной к жизни, а она ― ко мне.

Жить полноценной жизнью ― значит вовлекать себя не только в творение добра, но и в боль страстного стремления и отсутствия, включая их в ход наших жизней. Могу ли я существовать с таким страстным стремлением? Могу ли я позволить пустоте на месте того, что у меня отсутствует, просто существовать, не пытаясь заполнить ее временными заместителями и копиями? Могу ли я страстно желать без надежды утешиться? Могли ли я, смирившись с отсутствием, присутствовать в том, к чему так страстно рвусь?

Наше страстное стремление живет в недоступных областях наших жизней. Так как мы всегда пытаемся его умиротворить или выйти за его пределы, то редко прислушиваемся к тому, что страстное стремление должно сказать. Но если мы научимся относиться с глубоким почтением к такому отсутствию как к месту, готовому принять все те вещи, которых нам не хватает, тогда страстное стремление становится призывом поставить перед жизнью вопросы ребром. Соответствую ли я великой природе вещей? Служу ли я тому, что люблю и что любит меня? Показывая нам, чего мы лишены, страстное стремление играет роль сирены, зовущей нас вернуться к родному дому.

В одной из потрясающих историй о том, к чему приводит страстное стремление, рассказывается о Руми, который после убийства его любимого учителя Шамса Тебризи начал бегать вокруг