– Почтенный кази, вероятно, шутит.

– Нисколько. Ты один знаешь законы и имеешь нужный опыт, и поэтому выбор пал на тебя.

– Но я в данный момент не облечен властью судить людей.

– Я тебя обличаю. Эй, слуга! – слабым голосом позвал кази. – Подай мне бумагу, что лежит у клетки.

Слуга быстро сбегал к окну и вернулся со свитком. Кази принял бумагу из его рук и передал ходже.

– Вот, читай. Там все.

– Угу, посмотрим. – Ходжа развернул бумагу и быстро пробежал ее глазами. – Значит, вы назначаете меня судьей на время вашей болезни и не будете препятствовать мне в исполнении моего долга?

– Все так. Если ты, разумеется, будешь выносить справедливые решения.

– Простите, кази, но мы с вами по-разному воспринимаем справедливость. Что если мое решение покажется вам несправедливым?

– Тогда я вынужден буду указать тебе на это и отменить твое решение.

– Но какой же я в таком случае кази, если любой, кто пожелает, может отменять мои решения?

– Ты говори да не заговаривайся! – выкрикнул оскорбленный кази, но тут же опомнился и опять обмяк. – Я вовсе не любой, а ты меня только замещаешь. К тому же мне не придется говорить – я буду только слушать. Но ты справишься сам, я уверен.

– Хорошо, я согласен, – сдался Насреддин, поняв наконец, чего добивается Шарифбек: кази подсунет ему какие-нибудь хитроумные дела, а потом обвинит в незнании законов и глупости. Но выхода у Насреддина не было. Откажись он, кази объявит его трусом и пустозвоном.

– Вот и отлично! – обрадовался кази. – Я полежу здесь, а ты суди. Ох, как мне плохо! – и он схватился за лоб, прикрыв глаза.

Но ходжа, подойдя к Шарифбеку, помахал рукой.

– Подвиньтесь, уважаемый!

– Это еще зачем? – опешил кази, распахивая глаза.

– Как же? Я замещаю вас, значит, и место кази тоже принадлежит мне.

– Что ты себе позволяешь, старик?

– Вы отказываетесь? В таком случае я отказываюсь замешать вас. Мое место должно соответствовать высокому положению кази!

– Ну, хорошо, будь по-твоему, – недовольно проворчал кази, сползая с возвышения. – Эй, слуга! Постели мне здесь, рядом.

– И пусть принесет мне чаю, – сказал Насреддин, удобно располагаясь на возвышении, – а то этот нехороший человек не дал мне времени спокойно напиться дома.

Глаза слуги от подобной наглости начали косить.

– Чего стоишь? – прикрикнул на него Шарифбек. – Разве ты не слышал, что сказал кази Насреддин?

Слуга подхватился и унесся выполнять приказание своего господина.

– Другое дело, – важно произнес ходжа, когда перед ним появились пиала и чайник. Он неторопливо нацедил себе чаю в пиалу и принялся смаковать его, цокая от удовольствия языком.

– Мог бы ты так не делать? – взмолился кази, терпение которого уже почти иссякло.

Мало того, что нечестивый проходимец забрался выше него, а ему, достославному кази, приходится ютиться рядом с ним на курпаче, так еще ходжа взялся изводить его резкими звуками, от которых у Шарифбека внутри все дергалось и ныло.

– Хорошо, я не буду так делать, – согласился ходжа. – Знаете, почтенный кази, а вами быть совсем неплохо!

Кази ничего на это не ответил. Он с минуты на минуту ожидал начала первого дела.

– А скажите, кази, много ли у вас друзей?

– Много, у меня очень много друзей! – с важным видом ответил Шарифбек. – А что?

– Да вот интересно, сколько их останется, если вы перестанете быть кази. Помню, у меня…

– Ну, хватит, – устало закрыл глаза Шарифбек.

– Как скажете, – пожал плечами Насреддин и громко отхлебнул из пиалы. – А ведь мой прошлый ишак – мир праху его! – тоже был кази.

– Как так? – удивился Шарифбек.

– Очень просто: у него был к тому врожденный талант. И когда какой-нибудь кази рассматривал дела, тот, подобно ему, глубокомысленно качал головой, и никто не мог понять, кто из них кто.

– Да что ты себе позволяешь?! – в гневе вскричал оскорбленный до глубины души Шарифбек, приподнимаясь на локте.

– Не понимаю, чего вы так злитесь. Я просто решил немного развлечь вас, больного человека.

– Хватит с меня твоих пустых развлечений, – отрезал кази, надувая щеки.

– Как знаете, – опять пожал плечами Насреддин и налил себе еще чаю. – Но если вы желаете…

И вдруг двери распахнулись, и на пороге комнаты возник базарный староста Абдулла. Был он худ и высок, имел лицо с впалыми щеками и острый тонкий нос, под которым прятались узкие полоски губ, а колючий взгляд серых глаз неприятно брал за душу. За Абдуллой вошел незнакомый Насреддину бедно одетый человек. Человек этот, войдя, остановился в замешательстве у самого порога и огляделся.

– Наконец-то! – воскликнул Шарифбек, которому до ужаса надоела болтовня Насреддина. – Вот и первое дело.

– О мудрый кази! – сделал шаг вперед Абдулла, обращаясь к Шарифбеку и не удостоив даже взглядом ходжу.

– Ты перепутал, Абдулла, – покачал головой Насреддин. – Кази – это я.

Абдулла непонимающе моргнул и уставился на ходжу, потом опять на Шарифбека, лежащего подле него.

– Он прав, – прокряхтел кази. – Я болен, и он замещает меня.

– Понимаю, – почтительно склонил голову Абдулла и повернулся к Насреддину. – О мудрый кази!..

– Это мы уже слышали. Давай по существу, – посерьезнел Насреддин.

– Мне сегодня приснился вещий сон! – начал Абдулла. – Его отец, – указал он пальцем на бедняка, – занял тысячу динаров у моего отца на то, чтобы разбить сад. Оба они умерли, но его отец не успел вернуть долг моему.

– Занятный сон. И чего же ты хочешь?

– Я хочу, чтобы он либо вернул мне тысячу динаров, либо отдал свой сад в счет уплаты!

– О ходжа! – рванулся с места бедный человек и упал на колени у самого возвышения, на котором находился Насреддин. – Где же это видано, чтобы за сны отдавали сады? Он давно уговаривает меня продать ему сад за бесценок, но я не хочу его продавать. Я вырастил его вот этими самыми руками, и у меня больше ничего нет! – бедняк протянул к ходже мозолистые ладони. – Как же такое возможно? Он специально выдумал сказку про деньги, чтобы заполучить мой сад.

– Молчи, презренный! – выкрикнул Абдулла. – Как ты смеешь порочить меня? Тебе же сказано: то был вещий сон.

– Ничего глупее никогда не слышал, – сказал Насреддин, немного поразмыслив. – Следующий!

– Но как же?.. – растерялся Абдулла, а вместе с ним и Шарифбек.

– Насреддин, ай-яй, – обратился Шарифбек к возвышающемуся над ним ходже, – разве ты не веришь в вещие сны, посылаемые нам Аллахом, желающим предотвратить беду или восстановить справедливость?

– Верю. Но вещие сны – удел редких святых, но никак не базарного старосты, дерущего с торговцев по три шкуры, из-за чего те, чтобы не разориться, вынуждены задирать цены