на свои товары, за что в конечном счете платят бедные.

– Неправда! – воскликнул оскорбленный Абдулла. – Аллах тому свидетель! Я держу совсем низкие цены, едва сводя концы с концами. И еще я молюсь, как предписывает нам господь, держу пост и совершаю хадж. Иногда подаю милостыню. Разве я не святой?

– Да, да, ходжа. Он прав, – поддержал старосту Шарифбек. – Так что сон вещий, и дело не стоит выеденного яйца.

– Ох, как хорошо, кази, что вы мне напомнили о вещих снах, – спохватился Насреддин.

– Что? Что такое? – насторожился Шарифбек.

– Дело в том, что я как раз сегодня видел такой сон, и за всеми этими делами позабыл вам сказать. Я видел своего отца, и он указал мне, где зарыл клад!

– Ты видел своего отца? – приподнялся на локте кази.

– Да, именно так! И он сказал, что зарыл клад на том самом месте, где стоит ваш дом, и потому мы немедленно должны его снести.

– Что ты несешь, ходжа? Как твой отец мог зарыть клад под моим домом?!

– Но раньше-то дома здесь не было! Так что давайте приниматься за работу, я сейчас кликну Саида.

– К-какого еще Саида?

– Моего друга, который отлично умеет рушить дома. Поверьте, кази, у него это не займет много времени.

– Постой, постой! – вцепился Шарифбек в халат ходжи. – Но как же… ведь… это только сон!

– Вещий, – напомнил Насреддин, выставляя указательный палец.

– Но ты же не святой, ходжа.

– Я терплю всяческие лишения, мерзну зимой, изнываю от зноя летом, питаюсь кое-как, скитаюсь по бескрайней земле, у меня нет ни дома, ни семьи, за всю жизнь я не обидел ни одного человека…

– Ох, ходжа! – Шарифбек шутливо погрозил Насреддину пальцем. – Кази не пристало лгать.

– Я говорил о порядочных людях, – охотно пояснил ходжа. – И ты хочешь сказать, что я не святой? Да во мне, выходит, святости не меньше, чем в ста Абдуллах вместе взятых! Так что покончим с пустыми разговорами – я зову Саида, – и Насреддин начал подниматься со своего места.

– Но мой дом! – вскричал кази.

– Э, кази! Клад велик, и вы запросто отстроите себе новый дом. Да и я хочу наконец получить свою долю.

– Ну а если это был вовсе не вещий сон? Что тогда?

– Уверяю вас, кази – сон именно вещий. Как вы и говорили, Аллах решил вознаградить мои страдания, восстановив справедливость.

– Стой, о ходжа! Я пошутил, вещих снов не бывает!

– Не бывает?

– Нет!

– Как жаль? – вздохнул ходжа, вновь опускаясь на курпачу. – В таком случае ты, Абдулла, можешь идти, – сказал он базарному старосте. – То был лишь обычный сон.

Абдулла что-то проворчал, развернулся и тяжелой поступью потопал к выходу.

– Спасибо, ходжа! – ткнулся головой в пол бедняк. – Спасибо огромное.

– Иди, иди. Никто не тронет твой сад.

Бедняк еще раз поклонился и выбежал вон.

– Ходжа, но ты забыл взять с него плату! – возмутился Шарифбек.

– Я не силен в денежных вопросах, кази. Позже вы возьмете лично с Абдуллы все причитающееся.

– Но при чем здесь Абдулла?

– А при чем здесь бедный человек, едва не лишившийся последнего, что у него осталось? Давайте так, Шарифбек: либо я поступаю, как считаю нужным, либо я умываю руки.

– Ну, хорошо, хорошо, – примирительно выставил ладони кази. – Поступай как знаешь.

Первое дело не дало ему ничего, и он лелеял надежду подловить хитрого ходжу на втором – столь каверзного спора Насреддину уж точно не одолеть!

Не успел Абдулла покинуть дом кази, как на его пороге возникли двое базарных купцов: один из них, Али, торговал конями, а другой, Васид, – телегами. Оба купца, толкая плечами друг дружку, насилу протиснулись в двери, затем сделали несколько шагов по направлению к Насреддину и остановились. Оба держали в руках по глиняному кувшину средних размеров.

– О кази, защиты и справедливости! – воскликнул Али.

– Да, да, именно так, – поддакнул Васид.

– Слушаю вас, – кивнул Насреддин с умным видом и взял в руки четки кази, которые лежали перед ним.

– Я купил на базаре масло!.. – начал Али, но Васид не дал ему закончить.

– Э, что ты плетешь? Это я купил масло!

– Я!

– Нет, я!

– Когда вам надоест пререкаться, скажите мне, хорошо? – Ходжа налил себе еще чаю и взялся вылавливать из него чаинки. Оба купца мгновенно замолкли, наблюдая за ходжой.

– Выслушай нас, о справедливейший! – наконец сказал Васид.

– Вот теперь я слушаю, – кивнул Насреддин. – Но если вы опять возьметесь за старое, я велю вас выпороть за непочтительное отношение к кази. Я вам не добрейший Шарифбек.

Купцы переглянулись, пожав плечами.

«Ага, сговорились! – со злорадством подумал Насреддин. – Поглядим, что вы там напридумывали».

– О кази! – начал по новой Али. – Я купил на базаре кувшин масла и повез его домой на телеге. По дороге ко мне подсел вот он, – кивнул Али на Васида. – Он тоже держал в руках кувшин, такой же точь-в-точь, как и мой, и поставил его рядом с моим. А когда я приехал домой, то в кувшине вместо масла обнаружилась моча!

– Он все врет, о кази! – выкрикнул Васид. – Это я купил масло, а когда приехал домой, то именно в нем оказалась моча! Прошу вас, верните мне мое масло.

– Погодите, – остановил их ходжа. – Получается, в обеих ваших кувшинах моча? А где же тогда масло?

– Нет, нет, только в одном! В том-то все и дело!

– Но как такое возможно, если каждый из вас открывал свой кувшин дома и обнаружил в нем мочу?

– Э, – почесал затылок Али, и они переглянулись с Васидом. – Дело в том… – начал было купец, но запнулся.

– Я думаю, ходжа, – спас положение Шарифбек, – они хотят сказать, что решили проверить свои кувшины еще в телеге, когда прибыли домой.

– Разве они живут вместе? – сделал удивленное лицо ходжа.

– Почему ты так решил?

– Вы же сами сказали, что они одновременно прибыли домой.

– Это я прибыл, – сказал Васид, – и решил проверить свой кувшин. А в нем оказалась…

– Я уже слышал, что в нем оказалось. Но скажи, почему ты решил проверить кувшин?

– Мало ли что.

– Зачем же ты ездишь с человеком, которому не доверяешь? Если ты знаешь, что человек вор, то следует держать свое имущество в руках.

– Я не вор! – возмутился Али. – Это он вор! Он поменял кувшины.

– У меня есть свидетель – торговец, у которого я купил масло!

– У меня тоже есть свидетель! Думаешь, ты один такой умный, да?

– Ходжа, – повел рукой Шарифбек, принуждая купцов замолкнуть, – разве дело в том, что кто-то должен или не должен держать вещи при себе? Кази обязан вынести справедливое решение,