Аннеке побрызгала ему на лицо водой из фляжки и прикрыла платочком.

Дальше — все. Провал.

* * *

С 1925 года Узбекской ССР руководил выпускник медицинского факультета МГУ Владимир Иванов. При нем в Самарканде открылось десять новых амбулаторий и три больницы. В крупнейшей из них привезенного в бессознательном состоянии полумертвого гражданина Арсеньева приняли без долгих проволочек. Пафнутий показал верительные грамоты, прибавил, что означенный гражданин пострадал при выполнении задания сугубой государственной важности, и Вадима определили в отдельную палату, куда роем слетелись доктора и медсестры, взялись пичкать его сыворотками и микстурами.

Время было ночное, но дежурный врач разбудил спавшего в своей квартире виднейшего узбекского специалиста по змеиным укусам и срочно вызвал его в клинику. Специалист, получивший медицинское образование еще до первой русской революции, собрал консилиум, который заседал до утра. Аннеке хотела присутствовать, не пустили. Отогнали ее и от дверей Вадимовой палаты, объяснив, что у постели дежурит квалифицированная сиделка, а посторонним вход в корпус для тяжелобольных воспрещен. И вообще, пациент не при памяти, дышит на ладан — какие могут быть шуры-муры?

Оскорбленная Аннеке, не располагавшая гербовыми бумагами с подписями влиятельных лиц, вознамерилась просить заступничества у Пафнутия, однако он еще до света взял извозчика и уехал из больницы на почту, откуда отстучал телеграмму в Москву, поставив Барченко в известность о том, что произошло с агентом особой группы. В ожидании ответа он так и остался сидеть в телеграфном отделении, за столом, усыпанным исчерканными бланками. Покуривал цигарку и листал журнальные каталоги.

Утром Александр Васильевич отписал, что договорился с одним кремлевским токсикологом, тот согласен помочь и будет доставлен в Самарканд ближе к вечеру. Пафнутий получил инструкции: встретить его, поселить в гостиницу и ввести в курс дела. Ободренный известиями, «русский Гудини» вернулся в лечебницу и застал Аннеке в слезах. Она нажаловалась ему на черствый больничный персонал, который не пускал ее дальше гардеробной. Консилиум уже закончился, но ей ничего не сообщили о выводах, к которым пришли медики, и о намеченных способах лечения.

Пафнутий затеял бузу. Тыча мандаты направо и налево, дорвался до главного врача и выкатил ему претензию: на каком это, ежкин кот, основании скрываете состояние здоровья моего сослуживца? Вы хоть понимаете, трам-тарарам, с кем говорите? Да я вам, трах-тибидох, такую развеселую житуху сорганизую, что распоследние волосы на себе выдерете!

Пожилой главврач, на яйцеобразной голове которого росли редкие кустики, сдержал напор рассерженного посетителя и полюбопытствовал, доложил ли Пафнутий по инстанциям об имевшем место ЧП. Перестраховщик он был, этот лысенький. А может, кто-то из ведомственных шишек республики уже прознал о происшествии и выдал указания оберегать больного от вторжений. Периферийные руководители, как известно, не любят, когда в их вотчинах с присланными из Москвы службистами случается что-нибудь непредвиденное.

Пафнутий сказал, что по инстанциям доложено, но по глазам главврача, бегавшим за стеклышками пенсне, понял, что тот сделал это еще раньше. И протелефонировал, конечно, не в Москву, а в родные узбекистанские органы. И те ему спустили какой-то приказ, которого он придерживается, невзирая на грозность товарища из Спецотдела.

На требование Пафнутия предъявить Вадима плешивый Гиппократ ответствовал, что пациент пребывает в пограничном состоянии и находится на интенсивной терапии. Выживет или нет — ни один Нострадамус не предскажет. А вторгаться к нему сейчас — значит, ставить под угрозу реанимационные мероприятия. Главный больничник стоит на страже здоровья каждого, кто поступил к нему на излечение.

Окажись на месте Пафнутия Макар Чубатюк, он добился бы своего: наорал бы на больничную верхушку, обозвал бы всех сучьими потрохами, сунул бы под нос кустистому револьвер. Но Пафнутий не обладал дипломатическими талантами и после затянувшихся препирательств дал задний ход. Аннеке он пересказал заверения главврача, что как только больному полегчает, доступ к нему будет открыт.

Ее это мало утешило. Она сама пошла в кабинет плешивого, плакала навзрыд, умоляла допустить ее к Вадиму хоть на секундочку. Ее напоили валериановыми каплями и с извинениями выставили за дверь. Она совсем отчаялась, но Пафнутий рассказал ей о своих телеграфных переговорах с Москвой и заверил, что ждать теперь недолго.

— Не реви. Человек от Александра Васильевича вечером прилетит, шороху наведет в этой богадельне…

Дождались вечера. В сумерках трехместный аэроплан, вывалившись из облаков, зашел на посадку, коснулся колесами аэродромного покрытия, пробежал, умеряя скорость, остановился, и из него вышли, помимо пилота, двое гражданских, в одном из которых Пафнутий с Аннеке узнали шефа особой группы.

— Александр Васильевич! — вскрикнула Аннеке, падая ему на грудь, обтянутую кожаной летной курткой. — И вы здесь?..

Он галантно взял ее за локоток.

— Вельми переживая за житие Вадима Сергеевича, почел долгом отринуть суету сует и повлечь свою персоналию в оный иссушливый край. К тому ж достопочтенному Мефодию Романовичу в долгом перелете компанию составил.

И он повел перстами в сторону долговязого очкарика, прилетевшего вместе с ним. Это и был обещанный токсиколог.

Пафнутий хотел взять тарантас, чтобы с ветерком домчать новоприбывших до больницы. Барченко возразил, что в карете минулого далече не уедешь. Можно было воспользоваться общественным транспортом, но Самарканд располагал к тому времени всего пятнадцатью городскими автобусами. Шеф решил проблему просто: по телефону вызвал прямо на аэродром таксомотор, на нем и доехали.

Александр Васильевич по дороге не без интереса разглядывал незнакомый город. Готовясь к поездке, он наскоро проштудировал справочники и знал, что еще два года назад в Самарканде отсутстовали все атрибуты современного урбанизма: уличное освещение, тротуары, водопровод. За время правления Иванова столица республики преобразилась, в ней появились первые двухэтажные новостройки, дизельная электростанция, шелкомотальная и макаронная фабрики, мясокомбинат с холодильными установками, лимонадный и пивоваренный заводы… да много чего! Так что «Правда Востока», описывая индустриальные победы, отнюдь не лукавила.

Но сейчас шефу особой группы было не до любования самаркандскими красотами. Домчав на такси до больницы, он оставил Аннеке и Пафнутия в приемной, а сам, взяв с собою именитого токсиколога, прошествовал к главврачу. Перед такими визитерами тот должен был спасовать.

Но на вопрос Барченко о том, как чувствует себя Арсеньев, прозвучал убийственный ответ: упомянутый гражданин вопреки всем усилиям врачей три часа назад скончался от остановки сердца.

Пораженный вестью шеф потребовал выдать тело умершего для проведения квалифицированного вскрытия. На что главврач ответил, что вскрытие уже проведено штатным патологоанатомом, который составил соответствующее описание. Сам же труп начал под воздействием яда столь стремительно разлагаться, что его, во избежание распространения заразы, кремировали. Все меддокументы и урну с еще не остывшим прахом московская делегация может получить, когда