Этот клоун снова был на коне и мог изгаляться, сколько угодно.

Пожарище постепенно погасло, остывали исковерканные шматы железа и раздробленные камни. Вадим тронул торчавший из золы угол сейфа. Горячо, но вытерпеть можно. Он потянул окованную бронированными листами коробищу на себя. Где там! Она как будто припаялась к руинам, не сдвинулась ни на микрон.

— Мне одному не вытащить. Тут бы и биндюжник не справился.

— Вай! Какой слабый! — пожурил его Керим. — Мало чебуреков ел?

Дать ему в репу, чтобы не щерился? Вадим окинул взглядом Перепелкину и Аннеке, застывших, как скульптурная композиция, и опустил сжавшиеся кулаки.

— Берись за скобу, — повелел Керим. — Вытащим вдвоем.

Для удобной переноски в боковины ящика были вделаны толстые скобы. Вадим взялся за правую, Керим за левую. Поднатужились, и казавшаяся непосильной громада поддалась.

— Тянем-потянем! — нараспев проговорил фиглярствующий басмач. — И-и… ухнем!

Ну откуда, откуда в этом паяце столько силищи? Вадиму даже завидно стало. А сейф, вывороченный из прогоревшего фюзеляжа, сполз по песчаной круче и подкатился к ногам Перепелкиной. Она отодвинулась, потянула за собой Аннеке.

Керим встал на колено, повозился с запорами. На закопченной поверхности ящика не обнаружилось ни замочных скважин, ни окошечек с цифрами, чтобы ввести код. Четыре защелки — вот и все. И то сказать — не кремлевские же архивы привезли!

— Я лишнего не требую, — приговаривал Керим, клацая защелками. — Пусть Советы вернут то, что у меня отобрали.

— И что же они у тебя отобрали?

— Семью. Что сталось с моим отцом, братьями, дядьями? Саид Абдулла правил могущественным Хорезмом, но семь лет назад большевики вынудили его отречься от власти. Два года он провел в лагерях вместе с девятью родственниками, а потом их сослали на вечное поселение в Кривой Рог. Запретили видеться с оставшейся родней… В нашем клане было около сотни человек, их отправили в Хиву, где они живут в нищете. Если бы я не снабжал их деньгами через подставных лиц, они бы умерли от голода.

— По-моему, ты преувеличиваешь, — осмелился высказаться Вадим.

На что Керим не замедлил возразить:

— Не тебе судить. Я принял обет вызволить мою семью из ссылки и из нужды, и я это сделаю.

— Каким же способом?

Керим подцепил пальцами тяжеленную крышку и поднял ее.

— Вот он, мой способ!

В ящике, на шелковой подушечке и атласном матрасе, возлежал тот, кого в Советском Союзе знали все, от мала до велика. Ладно скроенный темный френч, галстук в горошек, подстриженная бородка, усы, сократовский лоб…

— Я умный, да? — гоготнул Керим, наслаждаясь эффектом. — Спросишь, как он сюда попал, когда ему положено лежать в Мавзолее? Э-э, дорогой… У больших людей с Востока везде есть добрые друзья. Вот и у меня в Москве нашлись.

— Они выкрали его из Мавзолея?!

— Не совсем. По распоряжению Совнаркома его перенесли в лабораторию, чтобы к десятилетию Октября он выглядел, по выражению русских, как огурчик. Подкрасить, подштопать, шурум-бурум… ты понимаешь. Этим занимались двое ученых, а сторожил лабораторию мальчишка. Мои добрые друзья совершили экспроприацию и в ту же ночь запаковали тело в этот ящик, который утром перевезли с завода на аэродром и отправили в Самарканд. В Москве объявили тревогу, но никто не додумался проверить груз, предназначенный для научной экспедиции в Азии. На нем, спасибо тебе и твоему начальству, стоял гриф Специального отдела ОГПУ — кто бы посмел досматривать такую посылку? Другими словами, ящик и того, кто в нем, благополучно вывезли и доставили по назначению. Разве плохо придумано?

Как замысловато переплелись нити! Постояльца самого главного в стране Мавзолея перенаправили в край, где подобные сооружения строились издревле и не считались редкостью. А под властью Тимура, что лежит в Гур-Эмире, тоже находилась великая и обширная империя. И кто из двух правителей был могущественнее — вопрос-шарада для историков. Хотя справедливо ли сопоставлять деятелей, разделенных пропастью в полтысячи лет? Как сказал бы университетский преподаватель Вадима — старый правовед, собаку съевший на юридической казуистике, — «Некорректный базис подводите, сударь мой. Отправные точки должны быть равнозначными, а у вас сплошная софистика…»

Не до мудрований сейчас! Вадим прервал поток бесплодных мыслей, вгляделся в канонический лик крутолобого. Коммунистический мессия, нетленный богоборец… Противоречие на противоречии, но нынешняя реальность вся соткана из несоответствий. Пора привыкнуть.

В хоромине на Красной площади Вадим бывал раза три, фотографическая память запечатлела забальзамированного вождя народов подробнейше, капля в каплю. Но теперь обстоятельства изменились, отсутствовала торжественность траурного зала, приглушенная подсветка, скорбное безмолвие людских масс, текших перед застекленным гробом… И вне стен некрополя, под палящим азиатским солнцем, впечатление складывалось совсем иное. Вадим смотрел на втиснутого в узкое вместилище человека, узнавал и не узнавал его.

А Керим, никем не перебиваемый, вил и вил бечеву повествования, столь причудливого, что обзавидовался бы любой сочинитель детективов:

— Ты спросишь меня, ради чего я это проделал? Ради какой цели не пожалел вернейших слуг, поставил на карту собственную жизнь?.. Ты наивно полагал, что я собираюсь продать мою добычу иностранным коллекционерам? О, не сомневаюсь, что они заплатили бы за нее миллионы долларов и фунтов! Но, как я уже сказал тебе, я богат и не нуждаюсь в деньгах. Все, чего я добиваюсь, — чтобы моя семья в полном составе вернулась из ссылки и получила разрешение уехать туда, где ей не грозили бы никакие милиционеры и чекисты.

— Как ты себе это представляешь?

Ответ направшивался сам собой, но Вадим не прекращал допытываться, рассчитывал потянуть время и что-нибудь придумать для спасения Аннеке.

Вывести из строя раненного Керима — проще простого. Садануть костяшками пальцев в верхние дыхательные пути, и ханский отпрыск начнет по-рыбьи хватать воздух ртом. Перед глазами у него потемнеет, и с ним можно будет делать все, что заблагорассудится.

Но Перепелкина! До нее в секунду не дотянешься, а этой секунды ей с лихвой достанет, чтобы застрелить Аннеке. Вон как побелела от натуги ручонка, сжимающая наган…

— Как представляю? — прожурчал Керим. — Я намеревался найти гонца в каком-нибудь из кишлаков или довериться почте, но Всемогущий даровал мне тебя, дабы облегчить осуществление моих планов. Я составлю письмо в Совет Народных Комиссаров, а ты доставишь его в Москву и передашь Менжинскому. Постарайся быть убедительным. Твоя женщина останется у нас, поэтому ты не посмеешь схитрить…

Вот для чего я еще им нужен, пронеслось в голове у Вадима. Хорезмский лис и в этот раз выказал себя знатоком психологии. Зная, что Аннеке держат в бандитском стане, ее жених будет шелковым, как китайское покрывало — хочешь, овечьи кизяки в него заворачивай, хочешь,