подбородок и качался с пяток на носки. В глазах усиленные раздумья, словно над шахматной задачей. – По списку, который я составил.

Комиссар посмотрел на парижского детектива исподлобья, сделал странное движение губами, будто сейчас выругается, вновь приложил трубку к уху, взял листок с именами и пробурчал:

– Марио Куэста… Есть такой? Введите. Остальные пусть ждут. Да.

Симпатичная испанка в темно-синей форме ввела очередного участника этого странного действа, сценарий которого, кажется, был известен одному Эмилю. Теперь он был, как самый настоящий детектив Эл из «Тетради смерти», что распутывал убийства Киры одними ему ведомыми методами, а все вокруг только слушали, охали да ахали.

Вошел мужчина лет сорока пяти в черном деловом костюме, с бейджем в петличке: подтянутый, темные с залысинами волосы убраны назад, спокойное лицо аристократа. Зоя поднялась и освободила для него стул. Таким образом, свидетель сел напротив Хелены Петерсон. Скорее всего, это было неспроста – Эмиль заранее продумал расположение каждой фигуры в помещении.

– Назовите ваше имя и должность, – обратился к нему комиссар по-английски.

Новоприбывший заерзал на стуле, поглядев на Эмиля, на агента Леви: они показались ему наиболее опасными.

– Я должен отвечать по-английски? – пробормотал он.

– Да. Если говорите по-английски, разумеется. Зоя обошла стол комиссара и встала у окна на расстоянии вытянутой руки от него. Исла слегка поежился, сначала придвинувшись к столу вместе со стулом, но тотчас отодвинувшись от него, – ножки громко шаркнули по полу. Ему было неспокойно, но на Зою оглянуться он постеснялся. Как же она на него воздействовала! Просто магия. Ничем, единственно своим присутствием.

– Марио Куэста, – проговорил мужчина, – музейный смотритель в Прадо.

– Как долго вы работаете в этой должности?

– Семь лет.

– Как давно знакомы с Хавьером Барбой?

– Нашим новым начальником службы безопасности?

– Да.

– А что произошло? Вчера после визита полиции он исчез. Не значит ли, что он в чем-то виноват? Никто ничего не понимает! Директор молчит, как партизан! Пьет успокоительное горстями и молчит, – проговорил он по-английски, старательно выговаривая каждое слово. Но последнюю фразу произнес все-таки по-испански – занервничал.

– Пока мы не можем дать по этому поводу никаких комментариев, – отрезал комиссар холодно. – Говорите по-английски, пожалуйста. Как давно знакомы с Хавьером Барбой?

– Достаточно. Года четыре он работает в музее. Начал стажироваться на последнем курсе университета.

– Расскажите о нем. Какой он работник?

– Директор очень уважает его мнение, доверяет его эстетическому восприятию. Его мать – арт-критик. А он занимается тем, что классифицирует и каталогизирует экспонаты, располагает их в определенном порядке в залах, организовывает выставки. Вся эта тяжелая работа полностью на нем. Сам он неплохой рисовальщик и хорошо разбирается в искусстве.

– Не замечали каких-либо странностей у него? – Комиссар сцепил пальцы и украдкой все же посмотрел на застывшую темной статуей у окна Зою.

– Вы его в чем-то подозреваете? Вы подозреваете, что он мог организовать те… – ужаснулся Куэста, – убийства в прошлом месяце? Все только об этом и твердят!

Все-таки испанцы значительно эмоциональней французов. Если бы на этом стуле сидел музейный смотритель из Лувра, то его нос был бы приподнят сантиметров на десять выше, уголки рта опущены, а в голосе звучало бы холодное пренебрежение. И он точно не стал бы задавать встречных вопросов.

Комиссар Исла с холодной вежливостью попросил его не отвлекаться и опять покосился на Зою. В глазах мучительное терзание. Внимание металось между свидетелем и красивой женщиной у него за спиной.

– Нет, ничего такого не замечал. Он из тех, кто всецело отдается своей работе и живет лишь искусством.

– Вам известно, какие у него семейные отношения?

– Он не женат и живет с матерью, та вроде сейчас больна и не встает с постели. Но я не интересовался. Мы не часто пересекаемся. Он больше в архивах, мое дело – следить за вверенными мне залами.

– Хавьер Барба ведь тоже занимал должность музейного смотрителя?

– Нет, просто замещал. В высокий сезон в смотрителях большая нужда, в зал требуется поставить не одного, а двух-трех человек. Он с охотой предлагал свои услуги, хотя сам не значился смотрителем.

– Когда произошел инцидент с экоактивистками в зале Гойи, как он отреагировал?

– Бурно! А когда стал начальником службы безопасности… Вообще, это странное решение: поставить человека, имеющего диплом искусствоведа, начальником безопасности. Вы ведь видели, что сейчас происходит! Недели две назад два придурка устроили бои без правил в зале Веласкеса. Ролики в Интернете набирают миллионы просмотров, количество туристов утроилось! А четыре картины, между прочим, получили урон.

Вера приподняла брови. Два придурка? Общественности не сообщили, что один из этих придурков был детективом? Наверное, не хотели пугать народ и придумали легенду, которая всех устраивала.

– Вы знали, что Хавьер Барба служил в армии США? – продолжил комиссар.

Лицо Куэсты приняло удивленное выражение, на лбу появились морщины, брови приподнялись.

– Нет, это для меня новость. Мне он кажется очень болезненным для таких вещей, как армия. Всегда выглядит очень истощенным. Мы даже думали, у него… что-то со здоровьем. Рак или что-то такое. Он носит парик, потому что… рано полысел, у него странная плешь. – Испанец провел рукой по волосам. – Наверное, из-за химиотерапии. Не знал про армию. Это правда? Удивительно! Теперь ясно, почему он получил должность начальника безопасности.

Эмиль слегка кашлянул, продолжая одной рукой обнимать себя за плечо, другой сжимать подбородок. Он дождался, когда комиссар посмотрит на него, и сделал незаметный жест пальцами – мол, можете отпустить.

Следом вошел парень с красивыми смоляными кудряшками, широкоплечий, с очень плотными бицепсами. Вопросы комиссар задал ему те же, но вот ответы на них всех весьма удивили.

– Не сказал бы, что его интересовало искусство. Он может произвести впечатление на директора, всегда готов подменить, если у кого-то дела, и все такое. Он помешан на марафонах. Какие-то марафоны в Интернете вечно находит и то худеет, то набирает массу. Мы вместе с ним ходим в спортзал. Он просто дикий, занимается до смертоубийства. И у него бешеный метаболизм – за три недели двадцать килограммов сбросил весной. И все для какого-то марафона. А потом тридцать набрал, накачиваясь анаболиками. Не понимаю, зачем так себя изводить диетами и химией? Он уже от них весь облысел, носит накладные волосы. В общем, да, в этом он странный. Но кто в наши дни не странный? Покажите мне нестранного чувака? Я тоже странный, зачем-то торчу охранником в музее. Платят, правда, неплохо и в семье гордятся. Наверное, поэтому. Но работа – скука смертная. Люди, бесконечные люди: туда-сюда, туда-сюда…

– Вы знали, что Хавьер Барба служил в армии США?

– Конечно! Он первым