делом этим похвастался. В Ираке служил. Реально крутой чувак. На должность начальника музейной безопасности просто так не устроишься. У него хорошо удар поставлен, мы иногда пробуем себя на ринге… ну просто так, в любительских боях. Он и ММА занимался.

– Вам известно, какие у него семейные отношения?

– У него девушка – длинные волосы, парижанка. Но я ее не разглядел. Она в бейсболке и очках была. Видел как-то, ждала его на скамейках возле «Обороны Сарагосы». Он про нее много рассказывал, говорит, она чокнутая и умеет взламывать компьютеры.

Вера ощутила, как нечто тяжелое опустилось на ее макушку после этих слов, и посмотрела на Эмиля. Тот не шелохнулся, так и стоял, обнимая себя за плечо. Неужели Аска встречалась с Хавьером Барбой?

– Вы ее видели с ним вместе? – подал голос Эмиль. Свидетель перевел на него взгляд и несколько секунд размышлял, стоит ли отвечать этому странному типу с лохматой прической и руками, сплошь покрытыми татуировками.

– Нет, вместе с ней не видел. Говорю, она сидела на скамейке у входа и ждала его.

– А как вы поняли, что она его девушка?

– Он все время говорил, какие у нее волосы, – развел руками музейный смотритель с красивыми смоляными кудряшками.

– И какие?

– Длинные, шелковистые и черные. – Лицо испанца озарила глуповатая улыбка.

– Когда он начал с ней встречаться?

– Не знаю. Весной, кажется.

Следующим свидетелем была женщина – пухленькая испанка с красно-кирпичным цветом волос и темными бровями.

– Он просто замечательный сын! Я как-то была в квартире его матери – стены сплошь книжные полки и картины современных художников. Он покупает работы юных дарований. Какая бы выставка у нас ни проходила, он забирает себе что-то и платит, не торгуясь. Его мама любит искусство. Она в прошлом арт-критик, но сейчас ее разбил паралич. Какой заботой он ее окружил! В ее комнате всегда играют пластинки с классикой. Знаете, он читает ей вслух Альбера Камю.

– Вы говорили с ней?

– Нет, она спала. Очень красивая женщина! И старость ей даже к лицу. Спала, а в комнате играл Моцарт.

– Что вас привело в квартиру его матери?

– Мы пытались начать отношения, он хотел нас познакомить, но не сложилось. Она парализована и большую часть времени спит.

– Мать парализована, но живет отдельно? – Комиссар насупил брови, сузив глаза.

– Да, по соседству. В доме напротив. Она слегла совсем недавно. Но с ней всегда сиделка.

– Вы видели сиделку? Опишите ее. Имя, внешность.

– Нет, в тот вечер Хавьер сказал, что отпустил ее.

– А отношения у вас сложились?

– К сожалению, нет.

– Почему?

Женщина отвела глаза и замялась. По ее лицу скользнула виноватая улыбка.

– Человек он замечательный, заботливый, обходительный, но…

– Но, – протянул комиссар.

– Есть в нем что-то такое… я не могу объяснить. Пугающе положительный, что ли. Слишком хорош. Так не бывает.

– Не хотите ли вы сказать: он что-то скрывает?

– Может быть… Опыт мне подсказывает, что в таких людях сидит бес. Вы ведь неспроста меня о нем спрашиваете? Он что-то натворил, да? Мой психотерапевт говорит, если мужчина на начальном этапе ухаживания не проявляет ни единой отрицательной черты характера, значит, он манипулятор, и стоит ждать от него в будущем абьюза. Я порвала с ним. Но это не значит, что он на самом деле плохой. Не хочу порочить репутацию человека только на основании своих подозрений. Мы общались недостаточно. Просто я испугалась. Не хотела наступать на те же грабли… Это лично мое отношение. Не думаю, что это стоит записывать. Пожалуйста, не включайте это в мои показания, хорошо? Он замечательный сын, этого факта достанет.

Каждая ее следующая фраза противоречила предыдущей, сдавая волнение с потрохами. Видно, что она испытывала к этому человеку и страх, и любопытство. А может, и еще что-то.

Когда она ушла, все молчали несколько минут. Хелена Петерсон по очереди оглядела лица присутствующих, ожидая, что ей наконец сообщат, почему она стала свидетелем этого допроса.

Эмиль выпрямился, издав шумный вздох.

– Мне одному показалось, что эти трое сейчас описали трех разных человек? – сказал он.

Никто ему не ответил, поскольку допрос действительно внес еще больше путаницы в дело. Вера даже засомневалась, был ли Хавьер Барба действительно виновен в убийствах в музее. Не промахнулся ли Эмиль?

– Одна его субличность как будто всецело занята искусством, вторая – спортом, третья – замечательный сын, – продолжил Эмиль.

– По-моему, здесь нет ничего удивительного, – отозвался Джон Леви. – Любит искусство и мать, занимается спортом. Что тут не так?

– Все тут не так! – вспылил Эмиль, но взял себя в руки. – Почему эти трое описали его так по-разному? Почему первый ничего не сказал о матери? Почему второй ничего не сказал о том, что он занимается организацией выставок и распределением картин в залах? Это очень редкое умение – Зоя подтвердит. В Лувре лишь двое-трое толковых специалиста, знающих, как развесить картины и не потерять концепта.

– Тоже не вижу ничего подозрительного. Разве только… – Комиссар замялся. – Если он собирался составить пару этой пышечке, то зачем параллельно заводить девушку-хакера? Нет, я не говорю, что это странно – встречаться с двумя одновременно! Но разлет в типажах…

– Он привел к матери свою сотрудницу для того, чтобы та разнесла слух, какой он хороший сын, – отрезал Эмиль. – Чтобы вопросов не было. То, что он странный, – видно за километр. А таких часто начинают во всем подозревать. Этот человек просто невероятный стратег. Он дал понять социуму вокруг себя, что он нормальный, заведя друга-спортсмена, вызвав уважение у старожила и восхищение у дамы.

– Нет, женщину ему обдурить не удалось. Женщина всегда тоньше чувствует такие вещи, – произнесла Зоя, глядя в окно. – Только она одна ощутила его истинную природу. В нем сидит бес, сказала она. И в нем действительно сидит бес. Нам стоит повидаться с матерью. Причем немедленно.

Эмиль вынул из заднего кармана джинсов несколько фотокарточек Хавьера, снятых в разные периоды его жизни, на которых он выглядел ужасающе по-разному, и положил перед Хелен Петерсон.

– Вам знаком этот человек?

– Нет, – покачала головой немецкая туристка.

Тогда Эмиль вынул проводные наушники из второго кармана, сунул их в свой телефон, используя специальный переходник, и протянул Хелене.

– Прослушайте эти записи.

Через десять минут она вынула наушники, уставившись в пол озадаченным взглядом.

– Он действительно сделал все эти вещи? – спросила она Эмиля.

– Вы посещали каннабис-шоп на улице Аугусто Фигероа? – ответил он вопросом на вопрос.

– Это серийный убийца? – недоумевала она. – Сотрудник музея? Он подбросил нам маячок и следил за нами?

– Вы посещали каннабис-шоп на улице Аугусто Фигероа? – нажал Эмиль.