дело. Надо сказать, его отчим, в отличие от Пейджа, был неплохим человеком, уж лучше, чем родной отец Хавьера, постоянно напивавшийся до белой горячки. Его выперли из участка незадолго до смерти. Но Хавьер любил его, к тому же тот был полицейским – мечта для мальчика с невысокой репутацией в школе. Возможно, он ему много рассказывал о своей работе, поэтому Хавьер знал, как действует полиция изнутри, и смог избежать правосудия. Этот человек со своего первого убийства – пробного, причем двойного – знал, как не оставлять улик и фабриковать их. Ему было двенадцать на тот момент!

С отчимом он предпочел установить доверительные отношения – это говорит о нем, как о человеке, умеющем притворяться, когда требуют обстоятельства, договариваться и подлизываться. Вера, ты объяснишь лучше, – обратился к ней Эмиль. И добавил, повернувшись к комиссару:

– Вера имеет опыт работы детским психологом.

– Он обучился носить социальные маски благодаря родному отцу, – проговорила Вера, сложив руки на папке поверх колен. – Когда ребенок вынужден расти с неадекватными родителями, он учится подстраиваться под их взрывное настроение. Это своего рода защита. В детстве мы не видим недостатков своих родителей, папа и мама для нас целый мир, какими бы они ни были плохими. Ребенок садиста, агрессора просто принимает своего родителя разным. Иногда ребенку может казаться, что отец злится, потому что он – ребенок – плохой, и старается это исправить, становясь еще более послушным. Он гнется, как расплавленный металл. Один путь развития психики такого ребенка – стать патологической жертвой, ведь он принимает как должное поведение агрессивного родителя. Второй – самому вырасти агрессором.

– Наш клиент – крепкий орешек. Он умеет ждать и выстраивать стратегии, – подхватил Эмиль. – С отчимом он построил хорошие отношения – они много времени проводили вместе, катались на велосипедах, ходили в кино. А затем он безжалостно завел его в глубины лесополосы позади их дома, к трассе и железной дороге…

– Это гипотеза, – осек его Леви.

– Да, это лишь гипотеза. – Эмиль состроил издевательское лицо, которое Вера про себя звала «ресторанный критик из «Рататуя». – Если бы я лишь строил гипотезы, то есть просто трепался, а не действовал, вы бы никогда не вышли на Барбу. Дослушайте, Леви! Хавьер мальчишкой хладнокровно бьет отчима по затылку. Тело нашли разорванным на множество кусочков, когда его переехал поезд, но ушиб затылочной кости содержал красивый, четкий изъян от удара тупым тяжелым предметом.

– Да откуда вы это взяли?

Эмиль посмотрел на него, прищурившись, словно проверяя, действительно ли агент не знает, откуда детектив это взял.

– Дело громкое, в Интернете засветились показания судмедэксперта, который делал вскрытие. Хавьер оглушил отчима, связал его веревкой, украденной у соседа, и… дождался, когда мимо пронесется состав. А следом преспокойно уехал на велике домой.

– Именно на велике? – не удержался Леви.

– Хорошо. – Комиссар снял очки. – Как будто сходится. Но как быть с соседской девушкой – Элис Пейдж?

– Дочерью того, кого Хавьер подставил? Ведь вы признаете, что Джозеф Пейдж, при всей своей психопатии, ни при чем? Короче, Хави и Элис дружили детьми. В переписке с Аксель Редда он об этом рассказал довольно подробно. Если сопоставить со всем, что можно найти в Интернете, это легко прослеживается. Дружил и в глубоком детстве, и в начальной школе, а потом он стал ей неинтересен. Хавьер замкнутый, учился хорошо, ни с кем особо не контачил, но и не был ни с кем в ссоре. Его не булили, он не имел физических травм или увечий. Он был серой мышью. Тенью, совершенно невыразительной личностью, пугающе аморфной, а точнее – конформной. Именно поэтому у него ни с кем не выходило выстроить достаточно крепких отношений. Он мог притворяться другом и хорошим сыном, когда надо. А девочку-соседку любил, она ему нравилась, с ней притворяться было трудно. Чувства всегда мешают выстраивать манипулятивные стратегии.

– То есть вы считаете, со школьным другом, которого арестовали, обвинив в изнасиловании этой девочки, он тоже дружил? Причем из выгоды? – спросил комиссар.

– Разумеется! На его глазах двое влюбленных встречаются, милуются, планируют переспать после выпускного бала. Что ему остается? Он дружит с противником. Но не смирившись с окончательной потерей своей единственной любви, Хави Барба дождался, когда они переспят у нее в спальне, и она останется одна, пробрался через крышу в окно, избил и задушил. Ему даже не пришлось ничего подбрасывать, все улики были во влагалище девочки – сперма его друга. Разве не гениальная месть?

– Почему его никто не заподозрил? – вырвалось у Леви.

– Вопрос к полиции Сиэтла, – отмахнулся Эмиль. – Что происходит дальше? Он поступает в Университет, учится, влюбляется в жену куратора и убивает его, столкнув с лестницы. Дело закрыли – несчастный случай. Хави разыгрывает истерику, плачет на плече матери, мол, вокруг меня столько смертей, поеду в Ирак и пусть меня там застрелят.

– Он на самом деле туда отправился, – встрял Леви.

– Чтобы безнаказанно делать то, что ему понравилось, – убивать людей, – отрезал Эмиль. – Итак, мы имеем двух мертвых девочек в Холден-парке, разорванного на куски отчима, невинно осужденного соседа, которому дали четыреста семьдесят лет срока, его зверски избитую и задушенную дочь, школьного друга, продолжающего отбывать тюремный срок за несовершенное изнасилование и убийство, разбившегося на лестнице в Вашингтонском университете профессора. Есть над чем подумать? Все красные ниточки сошлись к Хави?

Комиссар насупил брови, постукивая оправой очков о стол.

– Вы знали, что это Хавьер Барба, еще вчера, – проговорил он. – Как?

– Я же сделал запрос на анкеты сотрудников музея.

– Вы за одну ночь смогли вычислить его из четырехсот с лишним человек. Я понимаю, что в Интернете можно найти все на каждого. Но так быстро?

– Документалка выпускников Института кино Сиэтла, – проронил Эмиль, улыбнувшись неприлично широко.

– Какая еще документалка? – захлопал глазами комиссар.

– Как какая? – наигранно удивился Эмиль. – Черт возьми, комиссар! Я же передал ее вам вместе со скриншотами и аудиофайлами Аксель Редда. Вы не смотрели?

– Я смотрел… Но не понял, зачем это фильм? Там нет упоминания о Хавьере Барбе!

– Верно, почти нет. Он появляется лишь в одном месте. Вернее, не он, а актер, разумеется. Но сам фильм освещает события, что происходили с его соседями, Пейджами, и родителями девочек из Холден-парка.

Леви, внимательно их слушавший, оттолкнулся от стены.

– Вы раздобыли дела до того, как они попали на стол комиссара! – вскричал он.

– Документалка лежит в общем доступе. – Эмиль не мог скрыть улыбки. Его забавляла эта ситуация. – И вы ее тоже получили.

– Только зубы заговаривать не надо! – вспылил Леви. – Вы упомянули то, чего точно