— Вы только предупредите Жанну, что пару часов будетезаниматься с бумагами…

Петр, чуточку заинтригованный, так и сделал. Фомичшустренько засеменил впереди него по широченному чистому коридору, ониспустились этажом ниже, свернули в тупичок, оказались перед железной дверью слаконичной табличкой «Спецотдел». Это была единственная дверь из виденныхПетром в «собственном» офисе, где не отыскалось ни замочной скважины, ниустройства для магнитной карточки — имелся лишь электронный кодовый замок.

Косарев проворно набрал девятизначный код, высветившийся наузком экранчике, потянул ручку. Быстренько захлопнул дверь за Петром. Ониоказались в небольшой комнатушке без окон, где, правда, стоял стол с двумястульями, но выглядели они так, словно ими не пользовались вообще с тех самыхнор, как привезли из магазина. Голые стены, ни единой бумажки, вообще ничего.

— Официально у нас тут хранятся наиболее важныебумаги, — пояснил Косарев, сразу же направляясь в угол. — Анеофициально…

Он нажал возле плинтуса носком туфли, и в стене отвориласьзамаскированная дверь, ведущая на узенькую, слабо освещенную лестничную клетку.Спокойно пояснил:

— Как в старинном замке, знаете ли. И, между прочим,оказалось, очень полезное приспособление. Даже Земцов не знает, только вашпокорный слуга и… Пойдемте? — и первым стал спускаться.

Петр шагал за ним, с любопытством озираясь. Он нисколько нетревожился — сумел бы в случае чего свернуть шею Фомичу, как курчонку…Спустились по лестнице, двинулись по узкому туннелю, где едва могли разминутьсядва человека. Было душновато и прохладно, над головой чувствовалась некаявибрация. «Так это ж мы под улицей идем, — догадался Петр. — Точно,судя но направлению движения, сначала спустились ниже уровня земли, потомоказались под проезжей частью».

Наконец туннель — столь же слабо освещенный, неуютный —кончился, уперся в узенькую лестницу, поднимавшуюся к самой обычной двери.Десяток бетонных ступенек, не более. Косарев обогнал, повернул справа какую-тожелезную финтифлюшку, и дверь открылась.

Сделав три шага, Петр оказался в самой обыкновеннойквартире. Подошел к окну, в соответствии с нынешней русской модой для первыхэтажей украшенному железными решетками. Откинул занавеску и увидел напротив,через улицу, монументальное здание «Дюрандаля». Ага, вот они где… Недурнопридумано.

— Как вам это удалось? — не удержался он.

— Пустяки, Павел Иванович. Когда строили здание, рылистолько канав… Даже рабочие не догадались.

— А вы их потом, случайно, под туннелем не того… не закопалисогласно старинной традиции?

— Павел Иванович! — ужаснулся Косарев.

— Да шучу я. шучу, — усмехнулся Петр. — ДажеДмитрий Донской, но слухам, своих мастеров, которые ему строили тайные ходы,потом… нейтрализовал. А ведь считается прогрессивной личностью…

— Пойдемте, — сухо сказал Фомич, у которого счувством юмора, Петр давно подметил, обстояло не ахти.

Они вышли из подъезда, не привлекая ничьего внимания — скакой стати? Сели в стоявший на асфальтовом пятачке красненький «Запорожец».Косарев пояснил:

— Идеальный вариант. Можно оставлять у подъезда хоть нанеделю, никто и не польстится…

Впрочем, помятый ветеран бежал довольно бодро, судя поровному гулу мотора, с ним поработали неплохие механики. Водил Косарев неплохо.А еще, как очень быстро заметил Петр, неплохо умел проверяться, по всемправилам, классически. Они минут десять петляли по прилегающим улицам, два разасворачивали во дворы, потом, сразу почувствовалось, Фомич убедился в отсутствиихвоста и целеустремленно погнал куда-то, насколько позволял движок красненькойтабакерки.

Еще через четверть часа патриарх автомобильного племени, чьипотомки нынче получили право гордо именоваться в России иномарками, свернул внеширокий проход меж двумя высоченными кирпичными стенами каких-то пакгаузов,осторожненько, как и подобает автоплебею, прижался к бетонному забору, уступаядорогу навороченной «тойоте», сделал еще несколько поворотов по грязному узкомулабиринту — и оказался перед воротами гаража, над которыми была укрепленанеряшливо выполненная вывеска «Авторемонт». Выключив мотор, Косарев кивнул:

— Пойдемте. Держитесь без излишнего панибратства,по-свойски. Будьте немногословны, как и подобает серьезному человеку, денег унего, пожалуй что, не меньше, но вы — легальный, а он не вполне…

Петр вошел следом за ним в обширный ангар, освещенныймигающими лампами дневного света. Не похоже было, чтобы автосервис процветал —посередине торчала лишь белая «Волга» со снятыми передними крыльями, возле нее,опершись на дверцу, философски курил черноволосый кучерявый парень. При видегостей он всмотрелся, сделал нечто вроде приглашающего жеста и принял прежнююпозу,

Бережно держа дешевенькую сумку с каким-то угловатымпредметом, Косарев уверенно направился в конец ангара, распахнул обшарпаннуюжелезную дверь.

За ней обнаружилось помещеньице, и в самом деле напоминавшееконтору крохотного автосервиса: груды ржавых запчастей, стопа лысых покрышек вуглу, небольшой столик, заваленный бумагами и вовсе уж мелкими деталюшками.

Из-за стола проворно вскочил мужчина, столь же черноволосыйи кучерявый, как бивший баклуши слесарь, раскинул руки:

— Паша, какая честь скромному заведению! Извини, ничемне угощаю — ну какой в этой дыре может быть приличный стол? Это уж потом, наприроде… Не обижаешься?

— Да что ты, пустяки какие, — сказал Петр, пожавпротянутую руку.

— Слухи дурацкие ползают, будто у тебя мозгиперевернулись… Я, конечно, не верю: чтобы у тебя? Такие мозги?

— И правильно делаешь, что не веришь, — усмехнулсяНегр. — Сам знаешь, как продвигаются негоции. Похоже это на труды человекас перевернутыми мозгами?

— Да ни капельки не похоже, Пашенька! — блеснулвеликолепными зубами чернявый. — Как же, газеты читаю, телевизор смотрю,там подробно растолковали про твой проект…

— Ну, не только мой…

— Твой, Паша, твой, не скромничай! Скажи по секрету:эту соску, Вику Викентьеву, можно позвать на достархан или ты на бедного цыганаобидишься?

Петр, не без цинизма усмехаясь, глядя ему в глаза, помоталголовой.

— Намек понял, Пашенька! — энергично закивалцыган. — Идею свою снимаю, как идеологически невыдержанную и где-то даже,между нами говоря, волюнтаристскую…

— Послушай, Баца… — нетерпеливо начал Косарев.

Цыган, одним неуловимым движением оказавшись рядом с ним,процедил сквозь зубы:

— Фомич, я когда-нибудь крепко рассержусь… Сколько разбыло говорено? Это для друга Паши я — Баца. А для тебя, твое финансовоепреподобие, я — Петре Георгиевич или господин Чемборяну, выбирай одно из двух,что твоей душеньке угодно, неволить не стану…