На исходе битвы Майрон Синда возглавил удар Шестнадцатого пехотного Туларафа на позиции Багровой Хоругви, надеясь опрокинуть наемников и напоследок причинить архаддирцам такой урон, от которого они уже не оправятся.

– Либо они, либо мы! – взревел Майрон, силой мысли пробивая строй Ободранных, как звали этих наемников мары. – За мной!

Его посох судорожно вздрагивал, сыпля убийственные заклинания, пальцы правой руки смыкались на древке полкового знамени; серый маг шагал все дальше, преодолевая постоянно вспыхивавшие магические барьеры и указывая путь своим солдатам. Впереди были наемники Багровой Хоругви, за спиной наступали мары, вокруг грохотала канонада мушкетных и пушечных залпов, ревели боевые заклинания и трубы, кричали раненые и погибавшие. Майрон сражался так давно, что уже забыл все иные звуки. Его кровь кипела, эхо монастырских колоколов больно отдавалось в черепе, а плетения боевой магии вырывались вовне. Муки, отвращение и восторг. Безумно ревел в глубине его сущности гнев.

– Это наш дом! И мы никому его не отдадим! – кричал рив марам.

Пикинеры наваливались на древки, алебардщики крушили черепа, мушкетеры давали один залп за другим, люди падали замертво, присоединяясь к другим, уже втоптанным в землю, а Майрон шагал дальше, указывая путь, пока перед ним не вырос всадник на огромном коне. Барабаны и трубы притихли, крики – тоже, рубившие друг друга солдаты отхлынули, оставив волшебника и воина будто бы наедине.

– Манс Хароган? – хрипло выдохнул Майрон.

Закрытый шлем был намертво соединен с броней шеи и корпуса, так что наемнику пришлось немного наклонить все туловище в знак подтверждения.

– Дай пройти.

– Кондотта заключена, жалованье выплачено, вольный отряд обязан сражаться.

Манс Хароган по прозвищу Вдоводел легко спрыгнул с коня, невзирая на тяжесть брони. Его солдаты взревели, потрясая оружием. Синда отдал знамя подскочившему адъютанту и по привычке крутанул посох, описывая сверкнувший круг энергии, – мары яростно заголосили. Полководцы сошлись в поединке.

К тому времени Майрон полностью восстановил свое тело, а из-за долгой военной кампании стал сильнее, чем когда-либо. Но и это не дало ему значительного преимущества над легендарным кондотьером. Манс Хароган обладал невероятной силой и искусностью в бою. Он был непрост хотя бы потому, что в его оружии и доспехах обитали сущности неясной природы. Казалось, что металл наполняло нечто темное, проросшее из глубин души самого наемника.

Боевые заклинания Хароган отражал, скрещивая перед собой меч и топорище. Боль от молний, жар огня, смертельный хлад – все это было ему нипочем. Красный витязь хохотал, набрасываясь на мага вновь и вновь, неутомимый, восторженный, жаждущий крови, получающий истинное наслаждение от большой битвы и этой самой маленькой дуэли. Майрону приходилось соответствовать. Серый маг давно привык драться, возлюбил победы и отверг скорбь по прерванным жизням. Его посох вращался вокруг хозяина, бил в карминную броню, колол, отражал страшные удары, служил опорой, копьем и щитом.

Развернувшееся противостояние приводило войска в восторг, они забыли о смерти, войне и друг о друге, воем приветствовали удары предводителя и освистывали вражеского, пока действо не достигло переломного момента – Хароган отрубил Синде левое предплечье.

В одно мгновение кондотьер, вместо того чтобы ударить топором, метнул его. Маг выставил Щит, но оружие пробило барьер насквозь и врезалось в него, ударив топорищем по голове. Миг потери равновесия и сосредоточенности был использован – Хароган взмахом бастарда перерубил руку серого мага в локте. Синда взревел, но не от боли, а от гнева. Бросившись на врага, он вытянул вперед обрубок, и из раны хлестнула горящая черная кровь. Пламя ударило в щели забрала, и уже Хароган закричал. Он выронил клинок и содрал шлем с головы; следом в грязь полетел оторванный от кирасы бувигер, ибо огонь лился кондотьеру за шиворот, калеча шею и грудь. В следующий миг на его горле сомкнулись бронзовые пальцы.

Глаза, впившиеся в лицо Манса Харогана, вспыхнули янтарными углями, тот оставил попытки спастись от огня и сжал ладони на шее серого мага, надеясь сломать ее.

Когда Майрон очнулся, первым, что он пожелал узнать у стражника подле ложа, было местонахождение его посоха; вторым – кто победил? Посох ему сразу же принесли на какой-то простыне, ибо никто не смел к нему прикоснуться. Целители посетовали на то, что им не удалось отнять утраченной руки от древка и вернуть ее на законное место. Конечность все еще сжимала артефакт мертвой хваткой.

С победой же все оказалось сложнее.

Манс Хароган и Майрон Синда вцепились друг другу в глотки так крепко, что оба потеряли сознание от нехватки крови в голове и завалились в грязь прямо посреди поля боя. Багровая Хоругвь первой заняла отведенный для поединка участок, оттеснив маров. Особенно этому посодействовал человек по имени Ян Кат, в одиночку перебивший несколько десятков солдат, отгоняя их от Харогана. Потом наемники отступили. Багровая Хоругвь уходила из-под Лотрэйи, держа порядки, командовал ею Сергиус Волк.

Своего предводителя наемники забрали, ну а генерал Синда остался лежать на земле. Из его раны текла уже кровь, а не пламя, шея превратилась в одну сплошную гематому, но он был жив и на руках маров перенесен внутрь стен Лотрэйи.

Выслушав эту историю, серый маг легко отнял свое предплечье от древка артефакта и прирастил его к очищенному обрубку. Разлеживаться было некогда: война сама себя не выиграет.

Дальнейшие события развивались стремительно. В Лотрэйю пришли подписанные Ольрием Денестре приказы, официально формировавшие все войска под командованием генерала Синды в Пятьдесят первый отдельный корпус, который в знак признания великих заслуг получил собственное имя: Кулак Майрона.

Вместе с пополнениями этот корпус в срочном порядке отсылался на север, к морю, чтобы из королевских портов кораблями быть переброшенным в сармарку Усварт, полностью занятую врагом. Во время тайной беседы маршал Деригон пояснил, что Майроном после его действий при освобождении Лотрэйи заинтересовалась Инвестигация. Использование боевой магии было замечено всеми, и уже некоторое время святые отцы добивались встречи с генералом, так что следовало скорее отослать его от беды подальше.

Получив приказ, серый маг отдал честь, и вскоре Кулак Майрона уже маршировал через сармарку Хаэмлан к берегу Седого моря, чтобы погрузиться на корабли и, пройдя вдоль побережья, высадиться в заливе Сан-Шеналь, охранявшемся одноименной морской крепостью.

Усвартская освободительная кампания началась в середине месяца эйхета с того, что генерал Синда заморозил всю воду залива, дабы не подставлять под огонь из захваченной врагом крепости своих высаживавшихся солдат. Закончилась же она в середине осени капитуляцией командира Третьей ударной армии маршала Флитераля после битвы при Ржавых Скалах. Тогда с неба шел черный от гари и копоти дождь, а поле боя местами превратилось в магматические пруды; тысячи марионеточных големов и маров готовились нанести смертельный удар по ненавистному врагу, но этого не понадобилось. Генерал Синда, принимая капитуляцию, поднял над головой украшенную золотом саблю архаддирского военачальника, и усталые солдаты возликовали, славя его. Големы, следуя вписанным в их шемы протоколам, стали издавать запись марахогского гимна.