– У Глеба, – роняет равнодушно и предлагает совершенно искренне. – Позвать?

– Обязательно, – киваю спокойно.

Обеспокоенный Глеб прибегает сразу же.

– Что случилось, шеф? – протягивает мне старый айфон.

– Сейчас узнаем, – цежу, забирая потертую трубку, внимательно изучаю черный список. Смотрю один раз, потом заново возвращаюсь в начало.

Нет тут Лериного номера. Хоть тресни! Вообще нет ни одного непознанного. Все бывшие клиенты, по разным причинам разорвавшие с нами контракты или поведшие себя неадекватно.

Да и кто бы заносил ее номер в ЧС? Только не я! А без моего ведома этот список не пополняется.

– Что случилось, шеф? – ухает филином Глеб.

– Пока не знаю, – роняю недовольно. Пролистываю контакты, помеченные красным кружком. Нет тут никого постороннего!

– Лера, – звоню жене. – А какой у тебя раньше был номер телефона? Я сейчас с черным списком разбираюсь.

Жена диктует мне цифры, а потом говорит жалобно.

– Тима, тут какие-то журналисты приходили. Хотят материал о новом мэре сделать.

– Посылай всех куда подальше, – вздыхая, чешу затылок. – Ко мне то есть, – поправляюсь поспешно. – Вообще никаких контактов. Я сам порешаю.

И закончив разговор, вбиваю старый номер жены в телефон. И тот час же появляется сообщение.

Контакт существует! Интересный поворот.

Широкина Светлана Николаевна. Вот она точно есть в черном списке. Истеричка и дура.

Кто же так постарался? Работа грубая и топорная, если, конечно, знать Лерин номер.

А так… я бы в жизни не догадался. Значит не оплошность. А умысел.

– Катя, – прошу секретаршу. – Мне нужна дата последнего слушания в суде по делу Широкиной.

– Сейчас… минуточку, – бормочет Катерина и тут же выдает торжественно. – Двадцать пятое августа. Вас сопровождала Куницына.

Ну конечно! Как же я сам не догадался?

– Зови, – рявкаю еле сдерживаясь. И когда ко мне в кабинет вплывает утонченная красавица в черном строгом костюме, бросаю резко.

– Тебе кто позволил заносить контакты моего телефона в черный список?

– Тима… То есть Тимофей Сергеевич, – смотрит на меня виновато. – Я не понимаю. Если я и сделала что-то, то случайно… Извините…

Ага, сейчас!

Цепенею от злости. Засланный казачок, блин!

Бегающие глазки говорят об обратном. Девица врет. Топорно и глупо.

– Ты уволена, – заявляю совершенно спокойно. – Пиши по собственному.

– Вы не имеете права…

– Хочешь отработать? – усмехаюсь криво. – Глеб, поворачиваюсь к помощнику. У нас есть запросы на социальную защиту?

– Да сколько угодно, – фыркает тот. – Могу подобрать самый козырный вариант.

– Не надо. Я напишу, – сквозь слезы шепчет девица. И в миг становится некрасивой и злой.

– Тогда до свидания, – замечаю сухо. И больше всего желаю никогда больше не видеть эту кралю.

– Я все расскажу бабушке, – заявляет она от двери. И ногой топает как маленькая.

– Да хоть дедушке, – морщусь я недовольно и повторяю резко. – Все. Свободна.

– Странная история, – пожимает плечами Глеб. – Зачем ей это понадобилось? – кивает на дверь.

– Ей бабушка нагадала, что я буду ее мужем. Она поверила. Вот и ко мне в контору устроилась. Не мытьем, так катаньем, – роняю досадливо и готов всечь себе по башке.

Ты же знал! Как мог пропустить? Просто не придал значения глупым уверткам.

– Куницына говорила, вы – родственники, – понуро тянет Глеб.

– Нет, – мотаю головой. – Ее тетка дружила с моей матерью. Семьи близко общались. Поэтому, когда меня попросили взять на работу девочку, я не смог отказаться. Но девчонка оказалась тупая.

– Вот же сволочь, – охает Глеб и добавляет решительно. – Хорошо, что вы все вовремя узнали, Тимофей Сергеевич.

Действительно!

Усмехаюсь криво. Спасибо Снегурке! А то бы отпраздновал Новый год и укатил бы в город. А в следующий раз явился только на майские. Чуть семью не потерял из-за какой-то дуры. По белой нитке прошел. Аж мороз пробирает по коже.

– Работаем, – бросаю устало.

И когда Глеб выходит, закрываю глаза в изнеможении. Тру лоб, переносицу.

Костыляю себя мысленно. Я никогда не обращал внимания на Куницыну. Вот и поплатился. Месть маленького озлобленного человека.

Если бы не Снегурка…

Уложив затылок на высокую спинку кресла, пытаюсь вычислить свою личную фею.

«Фея для Фея!» – усмехаюсь криво. Кто она?

Кажется, ответ лежит на поверхности. Но сколько не думаю, мне не удается поймать обрывки мыслей за хвост и связать их воедино.

«Ты опять что-то упускаешь! – вопит чуйка. – Это же элементарно, Ватсон!»

Мозговой штурм заканчивается не начавшись. Пока мои безопасники чешут репы и один за другим выдвигают новые идеи, в кабинет вламывается Паша Литвин.

– Тима-а, я нашел! – орет с порога. Страдальчески смотрит на меня. И словно получив добро, выдает с порога. – Это комбинатские, Фей! Братва всю ночь шустрила… Но нашли коны… Я сам глаз не сомкнул…

«Я тоже», – признаюсь мысленно. И тот час же представляю Леру, стонущую подо мной. Что и говорить… Дорвались! Оба! Если честно, у меня так с мая никого не было. У Леры тоже. Вспоминаю, как яростно целовались, стаскивая друг с друга одежду. Как упав на постель, я инстинктивно подмял под себя жену. Чувствую, как саднят на спине царапины, оставленные маленькой страстной кошкой.

«Повторить бы!» – мечтаю совершенно невовремя. И решительно отмахиваюсь от горячих мыслей.

– Сведения точные? – неохотно возвращаясь в реал, роняю хмуро.

Что же получается? Мне теперь нужно в мэры идти? Я же пацанам поклялся. Да и сливаться не в моих правилах. И кто меня за язык тянул? Думал проскочить. Литвина подозревал. А оно вот как оказалось.

– Точнее и быть не может! – восторженно восклицает Паша, по-свойски усаживаясь за стол. – Вот смотри сюда. Это распечатки телефонных звонков. А это записи с камер наблюдения. Их, конечно, изъяли. Но братишки настояли… Получается такая картина. Кто-то срисовал твою тачку на Моторной и передал информацию комбинатским. Пока вы с женой вещи три часа собирали, народ успел подсуетиться. Но прилепили блинчик только на площади, когда вы за каким-то хреном к елке поперлись…

Улыбаясь, пожимаю плечами. Представляю, как мы с Лерой выглядели со стороны. Смех да и только!

Счастливая парочка идет через площадь в обнимку и торжественно прет золотой елочный шар.