– Лишь бы молоко не пропало, – вздыхаю тяжко.

– Думай о хорошем, – улыбается мне Надежда.

Киваю, прикусывая губу. Прижав к себе малышку, пытаюсь успокоиться.

Все живы и здоровы. А машина… Мне лично все равно на чем ездить! Могу пешком ходить!

Главное, Тимофей любит меня!

Меня…

Любит…

Даже не верится, что такое возможно.

Такой успешный и красивый мужик как Морозов мог выбрать себе любую женщину.

А он…

Влюбился в меня, самую обычную замухрышку.

По щекам бегут слезы. Утираю их тыльной стороной ладони и даже не пытаюсь успокоиться.

– Лера, – укоризненно смотрит на меня Надежда. Протягивает бумажную салфетку. – Хватит плакать. Твое настроение передается детям. Ты с ними сейчас одно целое.

– Да, хорошо, – мямлю еле слышно.

Уложив дочек в кроватки, лишь на минуту замираю посреди детской.

Умом понимаю, что надо отдохнуть. Завтра будет обычный день, полный заботы о детях. Но ноги сами несут меня вниз, где муж о чем-то беседует с серьезным человеком в прокурорских погонах.

Хочу убежать. Не до меня сейчас.

Но Тимофей находит меня взглядом.

– Лера, – бросает коротко. – Подойди, пожалуйста.

В два шага оказываюсь рядом. И отпускаю прочь все волнения и горести, как только крепкая мужская рука ложится мне на плечи.

– Знакомьтесь, Леонид Иванович, это Лера. Моя жена.

Прокурор вежливо кивает. А Тимофей морщась от боли, прижимает к себе раненую руку.

– Может, принести обезболивающее? – спрашиваю, напряженно вглядываясь в родное лицо. Еле сдерживаюсь, чтобы не провести ладонью по небритой щеке, не кинуться на шею при посторонних.

– Не надо, – мотает головой Тимофей и, прижавшись губами к моему виску, добавляет чуть тише. – Ты – мое лекарство!

К часу ночи наша кухня больше похожа на штаб. Сосед дядя Коля клюет носом над рюмочкой наливки и ни в какую не хочет уходить домой. Хотя Надежда все пытается увести его. На столе, накрытом к чаю, стоят полупустые чашки. А на круглом большом блюде вместо вишневого пирога остались одни крошки.

Сижу на диване в обнимку с Тимофеем. Изредка кошусь на темный экран радионяни. В детской все спокойно. Девчонки спят. Рассеянно смотрю на полыхающий пламенем камин, вид. неющийся через широкий проем. И даже с места не хочу двигаться.

– И все-таки, это Анквист, – глубокомысленно заявляет хмурый Богдан. Насуплено трет затылок и меряет шагами кухню.

– Да ладно вам, – морщится Торганов, сидящий рядом с дядей Колей. – Следствие разберется. Но я ставлю на этого козла, который тут под воротами торчал… Вон дядя Коля видел!

– Страшный человек! – вздыхает Надин дед.

Дергаюсь, отгоняя ужасные мысли. Промедли я несколько минут, и Тимофей бы погиб!

Вовремя чуйка завопила «верни его!». Я и выскочила.

Прижимаюсь к крепкому накачанному боку мужа. Через тонкую майку чувствую его пальцы, слегка сдавливающие мое плечо.

– Не бойся. Я порешаю, – хрипло шепчет он.

Выдыхаю тихонечко, заставляя себя расслабиться. Впервые в жизни я могу положиться на кого-то другого. Тимофей никому не даст нас в обиду.

А я, дура, чуть все не испортила! Поверила не тому человеку.

Прикрываю глаза и сразу из дальних уголков памяти выплывает надменное лицо.

Как я могла поверить этой женщине? И верила до сих пор!

– Пойдем домой, дедуль, – зовет Надежда дядю Колю. – Люди уже спать хотят…

– А ты как же? – смотрит он подслеповато на внучку.

– Тебя провожу и вернусь, – объясняет она, аккуратно и настойчиво выводя деда из-за стола. Торопливо надевает пуховик. Помогает одеться дяде Коле. И в каждом движении Нади сквозит мягкость и забота. А значит и любовь.

– Оно и правильно, – вздыхает дед. – А ну-ка, двойня! Это ж сколько сил надо! Ты, Тима, у нас герой. Это надо ж! Целая двойня!

– А Лера так… Мимо проходила, – вскользь замечает Надежда под общий смех.

Улыбаюсь довольно. И неожиданно понимаю. Я дома. Рядом с дочками и Тимом. В окружении его друзей, уже ставших моими.

Что там я кричала мужу? Отсужу дом? Вот только мне не нужна эта громадина без Тимофея Морозова?

– Сиди, Тима, – отмахивается старичок, когда Тимофей подрывается встать с дивана. – Мы ж свои люди. К чему эти церемонии?

– Я провожу и вернусь, – повторяет Надя. Теперь уже для меня.

И как только хлопает входная дверь, сон будто спадает с Тимофея.

– Да какой Анквист, Дан?! – бросает он порывисто. – Я тебя умоляю. Устройство пристроили, пока мы с Лерой на Моторной были. Или на Центральной площади, когда мы из тачки выходили. Иначе б раньше бабахнуло. А значит ни Литвин, ни Анквист не имеют к взрыву никакого отношения.

– Тогда кто? – рычит Богдан. – Больше некому…

– Пока не знаю, но вычислю, – пожимает плечами Тимофей. – Следаки накопают. Я своих детективов подключу.

– Тима, – подскакиваю от внезапной догадки. Поворачиваюсь к мужу и пропадаю под гипнотическим взглядом.

Давай всех разгоним, Морозов! Пойдем в спальню…

– Что, Лерочка? – изумленно спрашивает он, сильнее притягивая меня к себе и отвлекая от шалых желаний.

– Мне кажется, мог кто-то с комбината. Ты там как тайфун прошел…

– Возможно, – пожимает плечами Тимофей. – Годная версия. Я как-то совсем забыл об этих упырях. Хорошо, что ты напомнила, – шепчет, чмокая в губы. Поцелуй быстрый. Почти мимолетный. Но внутри все переворачивается от накатившей эйфории.

Где-то резко хлопает калитка.

– Надя? – поднимает глаза на Богдана Морозов.

– Нет, – морщится тот, выглядывая в окно – Это Литвин! Чтоб ему скиснуть…

– Литвин? – подскакивает с места Тимофей. – Лера, иди к детям, – роняет глухо.

– Никуда я не пойду, – заявляю твердо. – Ты же сам говорил…

– Надя где? – слышу глухой рык Торганова. – Валерия Васильевна, позвоните ей. Пусть пока дома останется.

Замечаю короткий кивок Тимофея.

Друзья- сообщники! В любой ситуации придут на помощь. Но Торганов прав. Наде сейчас возвращаться опасно.

Подхватив со стола сотовый, лихорадочно ищу нужный контакт. Кошусь в темное окно. Замечаю шкафообразную фигуру посреди дорожки. Огромный лысый мужик ошалело оглядывается по сторонам.

Сердце стучит как заведенное, а руки трясутся от страха.