Конечно, Глущенко мог быть с людьми и помягче. Не орать на операциях всем ассистентам: «Мовчи та дышь!», даже если один из них состоит в звании полковника и возглавляет кафедру, а помогать встал для того, чтобы оценить потенциал сотрудника. Мог бы посещать если не пьянки, то хоть приличные коллективные мероприятия, например, ежегодный кросс сотрудников и другие спортивные соревнования. Он бегает каждый день по десять километров, так все медали бы взял! За город кафедра выбирается – свежий воздух, шашлыки, песни под гитару, – почему нет? Все едут, а Глущенко сидит дома, как наказанный.

Он нелюдимый, странный, хамоватый, злой – может быть, и так. Но она знает, какой он настоящий. Поэтому любит.

Тут она заметила Ярыгина. Он шел в сторону гастронома, держа под руку блеклую унылую женщину. Наверное, жена, хотя Наташа по рассказам Сашеньки представляла ее совсем иначе. Тут она спохватилась, что если Ярыгин заметит ее машину, то в своей непосредственности может снова превратить в личного шофера, поэтому выкинула до половины докуренную душную «Лайку» в окно, быстро закрыла его и стартовала.

Надежда Георгиевна проснулась со странным чувством, будто она прогульщица. Суббота – рабочий день у директора школы, но в суде заседаний нет, так что она имеет право отдыхать. Можно валяться в кровати с книжечкой, благо дети на учебе, муж поехал к своему оппоненту, а бабушка еще в санатории. Можно даже сделать себе кофе в постель и кайфовать, как какая-нибудь капиталистическая домохозяйка. Надежда Георгиевна улыбнулась, потянулась, но уже через секунду почувствовала себя, как на горячей сковородке, и вскочила.

Все при деле, а она будет тут валяться нечесаная, с опухшей рожей, фу!

Она оделась и, наскоро выпив чаю из вчерашней заварки, побежала в школу – узнать, как там идут дела без руководителя.

Войдя в раздевалку, Надежда сразу увидела огромное объявление на листе ватмана, и сердце екнуло. Боже, какое счастье, что совесть заставила ее выйти на работу, со всеми этими судебными штучками она и забыла, что пригласила на встречу со старшеклассниками известного журналиста. Вот бы он обиделся, если бы директриса лично его не встретила!

Журналист оказался дородным мужчиной в отличном костюме, явно шитом в ателье, и в импортных туфлях с толстой подошвой типа «манки». Манера поведения у него была снисходительно-доброжелательная, а улыбка – маслянистая.

Надежда Георгиевна провела его в актовый зал, убедилась, что старшеклассники на месте, вода для выступающего тоже на месте, а Василий Иванович держит приличный букет гвоздик, чтобы подарить журналисту после выступления.

Улыбаясь детям, она прошла сквозь ряды и села сзади. Никаких особых сенсаций от выступления Надежда Георгиевна не ждала, а в последнем ряду будет не так заметно, что она занята своими мыслями.

Под гладкие речи о том, как важно достойно представлять нашу великую родину, Надежда Георгиевна задумалась об Аньке, которая, бедная девочка, больше месяца голодала, чтобы сохранить голос умершего друга. Что там, интересно? Песни, стихи или просто разговоры? Надежда Георгиевна твердо знала, что нельзя читать чужие письма, и никогда не совала нос в личные бумаги детей. А чужие кассеты – то же самое, что и чужие письма, так что если Анька не даст послушать, то тайна останется тайной.

От Мийки мысли плавно перетекли к Димке. Все-таки он ухаживал за бедной Светочкой или это простое совпадение? Но в любом случае странно, что поклонника, кем бы он там ни был, не вызвали в суд. Надо набраться смелости и спросить у судьи.

Надежда Георгиевна вздохнула. Она хотела сделать это сразу после заседания, но испугалась, что услышит фамилию «Шевелев». И что тогда делать?

С другой стороны, Дима много лет назад отрекся от отца…

«Боже, Надя, какая дрянь лезет тебе в голову, – спохватилась Надежда Георгиевна, – ну пусть Дима ухаживал за Светой, к остальным девушкам он точно не имеет отношения! Всех их убил этот Мостовой, вот и все. Может, Павел Дмитриевич и не знает, что Диму краешком зацепило это дело. А вернее всего, и не зацепило. В понедельник выяснится, что это совсем другой молодой человек».

Чтобы отвлечься от бесплодных умствований, Надежда Георгиевна прислушалась к журналисту:

– Знаете, ребята, зарубежные коллеги как-то пытались убедить меня в том, что советские люди плохо живут. Представляете? – Журналист засмеялся мягким, хорошо поставленным смехом. – Якобы у них на Западе обычная рабочая семья может позволить себе провести уик-энд на море. А у нас якобы нет!

«Ну конечно, – ухмыльнулась про себя Надежда Георгиевна, – у меня вот муж – военный, научный работник, я – директор школы, и мы вполне в состоянии прокатиться на трамвае до залива. И в субботу, и в воскресенье, и даже в будний день. Ничего не стоит».

– Ну я им ответил прямо, – журналист улыбнулся и наставительно поднял палец, – говорю, вы посмотрите, какая у вас территория и какая у нас! У вас до любого побережья час езды на автомобиле, а у нас – тысячи километров! Естественно, семья из Новосибирска не может на выходные съездить на Черное море, но это не потому, что она плохо живет, просто расстояния большие. К сожалению, наш идеологический противник ничем не гнушается, чтобы исказить и очернить наш советский образ жизни!

«На себя посмотри, – скривилась Надежда Георгиевна. – Ладно, ты пытался уесть иностранных журналистов, это молодец, но нашим детям-то зачем баки забивать? Они видят мужчину в прекрасном костюме, добротной импортной обуви, в меру упитанного, со здоровым румянцем, который приобретается явно не от употребления продуктов из обычного магазина. Преуспевающий человек, а чем добился благополучия? Тем, что наводит иллюзии, убеждая поверить в то, чего нет. Ладно, хорошо, нужно держать марку перед иностранцами, но детям зачем эта фальшивая риторика? Зачем их с младых ногтей учить передергивать и подменять понятия? Мол, давайте, ребята, осваивайте науку убедительного вранья, тоже будете хорошо жить, носить хорошую обувь и ездить за границу!»

Надежда Георгиевна сама удивилась, откуда взялись эти странные мысли, но остановиться уже не могла. Вопрос не в том, сколько километров, а в том, что угнетаемые капиталистами рабочие могут полноценно отдохнуть, а наши – нет. Ну скажи ты своим иностранным коллегам, что наши люди интересно проводят досуг – катаются на лыжах зимой, летом гуляют в парках, которых, слава богу, полно в городской черте, посещают музеи, театры, филармонию, ходят в кино, и эти полезные развлечения никак не сказываются на семейном бюджете. У нас есть дворцы культуры, библиотеки, оплачиваемые отпуска, пансионаты и санатории. Наши люди обладают развитым художественным вкусом и здоровой моралью, им не нужны всякие низкопробные удовольствия, вроде того, чтобы напиться в баре на побережье и всю ночь купаться голышом. Вот так надо было ответить, а не демагогией заниматься!

Как много вранья кругом… Недавно Надежда Георгиевна посетила открытый урок истории, посвященный коллективизации. Объясняя ученикам необходимость коллективизации, историчка привела интересный аргумент: якобы механизация сельского труда была возможна только на коллективных землях, трактору, мол, на индивидуальных наделах даже не развернуться.