Или, с учетом стоимости ремонта «Мазерати», не такие уж и мелкие.

Она прошла дальше, в комнаты, и быстро убедилась, что дом нежилой или, в лучшем случае, редко посещаемый. Она быстро поднялась на второй этаж – мерзость запустения и, что ужаснее всего, никаких следов Кирюши.

Неужели…

Наталья вернулась вниз – и вдруг заметила на кухне то, что не увидела там сначала. А именно откинутую крышку люка и проход, ведущий куда-то в подполье.

В местное зашкафье?

Дрожа от нахлынувших ассоциаций, она подошла к люку и увидела деревянную лестницу, что вела вниз.

– Сынок, – позвала она еле слышно, и ей показалось, что до нее донесся шорох. Наталья быстро спустилась по скрипящей лестнице и оказалась в подвале. Под потолком горела одинокая лампочка – и впереди она увидела обитую металлом, похожую на тюремную, с крошечным зарешеченным окошком дверь.

Наталья подошла к ней, заметив черные пластиковые пакеты, разбросанные тут и там. Потянув на себя дверь, она услышала заунывный скрип – и ее глазам предстала уютная детская комнатка с кроватью и постером с изображениями мультяшных героев. Черепашек-ниндзя!

Наталья чуть в обморок не упала: ведь именно об этом Феликс вел беседу с ее сыном. Она ворвалась в комнату, уверенная, что застанет там Кирюшу, но комната была пуста. Только в углу лежал футбольный мяч. А ведь Феликс обещал подарить ее сыну футбольный мяч.

И бейсболка с надписью «Kirysha»: точно такую ему собирался вручить Феликс!

Наталья взяла бейсболку, бережно поднесла ее к лицу, по которому струились слезы, толкнула дверь – и увидела стоящего в коридоре Феликса: с наклоненной головой и топором в руке.

– Ага, это ты, – произнес он буднично, как будто они непринужденно расстались прошлым вечером. – Это ты мою красавицу уделала?

Наталья, прижимая к груди бейсболку с именем сына, проговорила:

– Где он? Верни мне его!

Она заметила, как напряглись вены на правой руке Феликса, в которой он зажал топор, явно и не думая его отложить в сторону.

– Значит, ты, – его голос был словно ватный, а в глазах сверкала ярость, – а я на местных хулиганов грешил. А вот до того, что это ты, детка, в самый последний момент докумекал.

Он шагнул в каморку, продолжая сжимать в руке топор. Наталья автоматически отметила, что лезвие чем-то испачкано. Неужели кровь?

Неужели кровь ее сына?

Феликс, поймав ее взгляд, коротко рассмеялся, но при этом его лицо приняло еще более угрюмое выражение:

– Нет, не человеческая! Во всяком случае, пока еще… Знаешь ли ты, детка, что рубить головы курицам и свежевать свиные туши – отличный способ снятия стресса, которому ежесекундно подвергаешься, ведя большой бизнес в близлежащей столице нашей необъятной родины?

Наталья не поверила ни единому его слову – он пытался заговорить ей зубы, убедив, что кровь не человеческая. И ей хотелось верить, что это так, потому что обратное могло означать, что…

Феликс медленно надвигался на нее, и Наталья бросила взгляд по сторонам: ничего, чем бы она могла воспользоваться, под рукой не было.

– Да, стрессу, детка, который возникает, например, когда мой бывший лучший друг Алексей, твой, кстати, муж, объявляет мне войну!

Наталья придерживалась по этому поводу иного мнения, однако сочла, что момент делиться им с Феликсом, надвигавшимся на нее с топором, явно неподходящий.

– Он ведь уверен, что ты еще меня любишь! И что я тебя люблю! Представляешь, детка, он ведь тебе напропалую изменяет, трахается со всякими дурочками, а считает, что имеет право в чем-то меня подозревать!

Наталья уперлась спиной в цементную стену. Феликс с топором стоял прямо перед ней, и вид у него был… такой… целеустремленный.

И одновременно полностью неадекватный. И как же ей раньше в голову не приходило, что этот человек болен, причем, судя по всему, давно и очень, очень, просто очень серьезно болен?

– Ты ведь ничего ему не сделал? – спросила тихо Наталья, и Феликс, казалось, пробудился от сна. Вздрогнув, он сипло спросил:

– Кому?

Вместо ответа Наталья вытянула руку с бейсболкой, на которой значилось имя сына, и Феликс возмущенно и с детской непосредственностью воскликнул:

– Нет, как ты можешь, детка! Я бы никогда не причинил Кирюше…

Он осекся. Его взгляд снова стал неприязненным, он посмотрел на Наталью и прошипел:

– Ты в чем меня подозреваешь? Ты что обо мне думаешь? Ты что, меня в растлители малолетних или, более того, в серийные убийцы детей записала, детка?

– А ты кто? – спросила она его, и Феликс вдруг уставился на топор, который держал в руке. Задорно рассмеявшись, он произнес:

– Господи, а я-то думаю, что ты дрожишь как осиновый лист и все время от меня пятишься… Извини, детка, просто забыл, что держу в руке эту штуку! – Он снова рассмеялся и добавил: – Просто я его схватил, когда вернулся в дом и понял, что кто-то в подполе шурует. Думал, что это те же твари, что и мою ласточку раскокали… Но ведь это ты сделала?

Наталья ничего не ответила, а Феликс, в одно мгновение превращаясь из мрачного в разбитного, протянул ей топор обухом вперед, заявив:

– Нá, возьми, детка, если так боишься! Не собираюсь я тебя в фарш превращать, детка, не собираюсь.

Но рука его заметно дрожала.

– Где он? – повторила она, и по взгляду Феликса поняла, что он прекрасно понимает, что она ведет речь о Кирюше.

– Ты что, детка, заявилась с утра пораньше, раздолбила мой дорогущий автомобиль, чтобы задавать мне дурацкие вопросы? Тебе лучше знать, где твой сын! Наверное, резвится в саду твоего нового жуткого дома!

И вдруг он резко убрал топор и спросил:

– Повторяю: что ты здесь делаешь?

Наталья, пристально смотря в глаза Феликса, произнесла:

– Ищу своего сына. Которого ты вчера похитил. Верни мне его, живого и невредимого, и я ничего не сделаю.

Она на самом деле была готова на такую сумасшедшую сделку – с сумасшедшим.

– Алексей в курсе, что я здесь. Он со своими ребятами сюда уже едет. Они будут здесь с минуты на минуту, – выдала она столь явно шитую белыми нитками историю, что была уверена: Феликс ей в глаза рассмеется.

Но вместо этого тот опустился на детскую кровать и уронил топор под ноги, а затем, закрыв лицо руками, зарыдал.

Наталья осторожно приблизилась к нему и положила Феликсу руку на голову. Нет, ей не было его жаль, или только самую чуточку, однако она хотела знать, что он сделал с ее сыном?