Худые до измождения, с выпирающими ребрами, ключицами, они передвигались на четвереньках, опираясь на локти и колени. На каждом виднелся ошейник, к которому была приделана длинная тяжелая цепь. Концы всех цепей держал в своей руке огромный одноглазый надсмотрщик. Его мощное оголённое тело было покрыто копотью, лишь бёдра опоясывала тёмная повязка, неровные концы которой свисали почти до высоких сапог с широкими голенищами. Во второй руке у надсмотрщика была крепко зажата длинная кожаная плеть, с вплетенными металлическим пластинами на конце. Уродцы медленно передвигались, на сколько им позволяла длина поводка, прикрепленного к ошейнику, с трудом волочили за собой огромные инструменты. С натугой подняв над головой, они с силой опускали кирку на каменную стену, высекая сноп искр и откалывая породу. Как только камень нехотя отделялся, на его месте вспыхивало яркая красная вспышка. Это было настолько ослепительно, что калеки отпрыгивали, на мгновение замирали, закрываясь локтями от нестерпимого жара. Но тут же слышался окрик надсмотрщика, плетка взлетала над спинами, и они, стеная и причитая, вновь возвращались к своей работе.

Андрей шёл по широкой дорожке, озаряемой вспышками молний над головой и красным свечением, исходившим от стен. Его сопровождала мрачная музыка невидимого оркестра, красный пульсирующий свет, раскаты грома.

И вдруг дорожка кончилась. Последним всплеском чёрно-багровые струи фонтана выложили перед ним еще несколько кирпичных рядов да небольшую площадку. За ней была пустота, чёрное ничто, изредка пронзаемое серебряными молниями. Музыка замерла, неведомый инструмент повторял одну и ту же низкую ноту. Стихли несчастные уродцы, сгрудившиеся у края пропасти. Над ними возвышался одноглазый сторож, настороженно наблюдая за происходящим.

Андрей подошел к краю, замер. Он не знал, что делать дальше. Осмотрелся по сторонам, но, кроме стайки калек с надсмотрщиком, никого не увидел.

— Я здесь, я пришёл, — громко сказал он, обращаясь к чёрной пустоте перед ним. — Я готов отдать то, что мне не принадлежит.

Он нагнулся, положил перед собой часы и нож. В рукоятке ножа вспыхнуло и погасло багровое пламя. Выпрямился, сделал пару шагов назад.

Ничего не произошло.

Андрей растерялся. Он открыл рот, чтобы еще раз повторить сказанное, как вдруг какая-то сила выдернула его наверх, подняла в воздух, встряхнула. Он задохнулся от ужаса, увидев вокруг себя бездонную, в красных всполохах, бездну, задёргался, закричал. Невидимая сила закрыла ему рот, не позволив больше выдавить не звука, и начался ад.

Его крутило, дёргало во все стороны, выкручивало руки, ноги. Тело ломалось, выгибалось, пару раз он терял сознание от боли. И когда он уже мысленно просил смерти как избавление от этого мучения, всё закончилось.

Он тяжело упал на камень. С трудом сфокусировав расплывающееся зрение, увидел перед собой злополучные часы и нож. С возрастающим чувством гнева понял, что подношение не было принято, протянул руку, зажал отвергнутые предметы в кулаке. Оперевшись ломкими руками о кирпич, со стоном поднялся. Ноги с трудом, но держали его истерзанное тело. Он засунул часы в карман, ножны прикрепил к поясу. Пальцы еще не совсем слушались, но всё же он смог защелкнуть все кнопки. Поднял голову и всмотрелся в чёрное ничто, пульсирующее перед ним.

— Я отдал, отдал всё, что вы просили… — голос, не свой, уверенный и звонкий, а чужой, глухой и надломленный, дрогнул, слёзы подступили к глазам, но он сдержался. — Что вам ещё нужно?

— Уходи, — прозвучало, казалось, у него в мозгу.

— Ну уж нет! — внезапно обозлился он. Не для того он претерпел такие мучения, чтобы вернуться с голыми руками. — Мне обещали исполнение желания! И после всего, что я вытерпел, я имею полное на это право!

Что-то с грохотом упало, закричала птица, обрушилась часть скалы в пропасть, над головой протяжно прогремел раскат грома. Калеки всполошились, заскулили, полезли друг на друга, сбиваясь в кучу. Погонщик гортанно крикнул и взмахнул плетью. Клубок из тел распался, и уродцы вернулись на свои места. Какая-та деталь резанула глаз Андрею, что-то до боли знакомое и невозможное в этом мире, но тут голос опять прозвучал:

— Чего же ты хочешь?

Вот оно. Избавление.

Колени Андрея мелко задрожали, пот мгновенно покрыл всё тело. Он поднял трясущуюся руку, вытер мокрый лоб. И, помимо своей воли, опять взглянул на уродцев. Что-то тянуло его к этим полулюдям, какая-то деталь цепляла разум, не давала покоя. Калеки опять поменяли свое положение, сели вполоборота к своему надсмотрщику, задрали на него голову, глядя с какой-то собачьей преданностью. Андрей открыл было рот, чтобы озвучить свою просьбу, но слова замерли у него на языке. Сердце сделало удар и остановилось.

На плече у одного из уродцев, сидящих в крайнем ряду, виднелась татуировка. Она была на четверть скрыта шрамом, проходившим через предплечье, но не узнать ее было невозможно. Ворона. Ворона из мультфильма «Котёнок с улицы Лизюкова». Точно такая же татуировка, как и на плече у Андрея.

Саша.

Забывшись, Андрей сделал шаг вперед, и чуть не слетел вниз. Чёрно-красная бездна качнулась ему навстречу, и он в ужасе отпрянул. Мысли путались и метались в голове, как испуганные пташки. На миг ему стало нехорошо, и он испугался, что опять потеряет сознание.

— Говори и уходи, — прогромыхал тот же голос, — или уйдёшь ни с чем.

— Я хочу его, — торопливо произнес Андрей, показывая на Сашу, — я хочу назад моего друга. Верните мне его.

Воцарилась тишина. Небо расколола огромная молния, разветвилась на миллионы тонких веток, пропала.

Одноглазый надсмотрщик шагнул вперед. Толстыми пальцами выбрав из переплетения цепей нужную, он открепил ее от общего кольца, потянул, извлекая об общей кучи калек одного, и пошел к Андрею, на ходу скручивая цепь. Огромные сапоги громыхали по камням, гремела цепь, скулили калеки. Подойдя почти вплотную, великан окинул Андрея горящим взглядом, проникая, казалось в самую душу, положил у его ног скрученную цепь, и отступил на пару шагов назад. Он него нестерпимо пахло жаром, застаревшим потом, гнилой плотью и нечистотами.

Андрей наклонился, взял цепь, поднял глаза на друга.

Саша был гол, лишь грязная тряпка прикрывала чресла. Его худоба поражала, кости выпирали из изуродованного тела, сплошь покрытого шрамами. Ноги переломаны, вывернуты, скручены у колена. Правая рука также