Молодой человек покачал головой.

– Ко мне он так и не обратился. Как я понял из рассказа Пуаро, он предпочел Харли-стрит.

– Я хотел бы услышать ваше мнение по этому поводу, доктор, – сказал Эркюль Пуаро. – Мистер Фарли сказал мне, что консультировался у трех специалистов. Что вы думаете о тех теориях, которые они выдвинули?

Стиллингфлит нахмурился.

– Сложно сказать… Надо принимать во внимание, что то, что он рассказал вам, не совсем соответствует тому, что сказали ему они. Все это была интерпретация непрофессионала.

– Вы хотите сказать, что он путал терминологию?

– Не совсем. Я хочу сказать, что они объясняли свою теорию профессиональным языком, а до него все доходило в слегка искаженном виде, после чего он пересказывал ее своими словами.

– То есть то, что он говорил мне, не совсем соответствовало тому, что говорили ему врачи?

– В конечном счете это именно так. Он все понял немножко не так, если вы меня понимаете.

Сыщик задумчиво кивнул.

– А известно, у кого именно он консультировался? – последовал новый вопрос.

Миссис Фарли отрицательно покачала головой, а Джоанна заметила:

– Никто из нас вообще не знал, что он с кем-то консультировался.

– Он рассказывал вам о своем сне? – поинтересовался Пуаро.

Девушка покачала головой.

– А вам, мистер Корнуорти?

– Нет, он мне ничего не говорил. Я записал под его диктовку письмо вам, но я и понятия не имел, о чем он хочет с вами говорить. Я подумал, что это, может быть, связано с какими-то нарушениями в бизнесе…

– Ну а теперь давайте перейдем к тому, как умер мистер Фарли, – предложил Пуаро.

Инспектор Барнетт вопросительно взглянул на миссис Фарли и доктора Стиллингфлита, а потом взял на себя роль спикера.

– Во второй половине дня мистер Фарли обычно работал в своем кабинете на втором этаже. Как я понимаю, в настоящее время происходит большое слияние…

Тут он взглянул на Хьюго Корнуорти, который подтвердил:

– Да, с «Консолидейтед коучлайнз».

– В связи с этим, – продолжил инспектор, – мистер Фарли согласился дать интервью двум представителям прессы. Интервью он дает очень редко – как я понимаю, не чаще одного раза в пять лет. Соответственно, два журналиста – один из Ассошиэйтед пресс, а второй из Амалгейтед прессшитс – прибыли на это интервью в три пятнадцать дня. Они ждали на втором этаже, перед дверью в кабинет мистера Фарли, – это обычное место ожидания для людей, у которых назначена с ним встреча. В три двадцать из офиса «Консолидейтед коучлайнз» прибыл курьер со срочными документами. Его провели в кабинет мистера Фарли, где он передал эти документы. Мистер Фарли проводил его до дверей кабинета и оттуда обратился к представителям прессы. Он сказал: «Прошу меня простить, джентльмены за то, что я заставляю вас ждать, но мне надо закончить с одним срочным делом. Я постараюсь побыстрее».

Оба джентльмена, мистер Адамс и мистер Стоддарт, заверили мистера Фарли, что будут ждать столько, сколько потребуется. Он вернулся в кабинет, закрыл дверь – и больше живым его никто не видел.

– Дальше, – попросил Пуаро.

– Вскоре после четырех часов, – продолжил инспектор, – мистер Корнуорти вышел из своего кабинета, расположенного рядом с кабинетом мистера Фарли, и с удивлением увидел, что двое журналистов все еще ждут. Ему нужна была подпись мистера Фарли на некоторых письмах, и он решил заодно напомнить ему об ожидающих его джентльменах. Так мистер Корнуорти зашел в кабинет мистера Фарли. К своему удивлению, он сначала не увидел мистера Фарли и решил, что кабинет пуст. И только потом заметил ботинок, торчавший из-за письменного стола, который стоит прямо перед окном. Он быстро подошел к столу и обнаружил мертвого мистера Фарли с лежащим рядом револьвером. Выбежал из комнаты и велел дворецкому связаться с доктором Стиллингфлитом. Тот, в свою очередь, посоветовал проинформировать о случившемся полицию.

– Кто-нибудь слышал выстрел? – уточнил маленький бельгиец.

– Нет. Движение здесь очень шумное, а окно на лестничной площадке было открыто. Так что с ревом двигателей и звуковыми сигналами услышать что-либо было проблематично.

Пуаро задумчиво кивнул.

– В котором часу наступила смерть? – поинтересовался он.

– Я обследовал тело, как только приехал, – ответил Стиллингфлит, – то есть где-то в четыре тридцать две. Мистер Фарли был мертв по крайней мере час.

Лицо Пуаро было очень серьезно.

– Значит, вполне возможно, что смерть наступила в то самое время, которое он называл мне, – в двадцать восемь минут четвертого.

– Вот именно, – согласился Стиллингфлит.

– Отпечатки на револьвере?

– Только его собственные.

– А сам револьвер?

Слово взял инспектор.

– Тот самый, который он держал во втором ящике правой тумбы своего письменного стола. Миссис Фарли его узнала. Более того, вы должны понимать, что в комнату ведет всего одна дверь, выходящая на лестничную площадку. Журналисты сидели как раз напротив этой двери, и оба клянутся, что никто не входил в комнату в период между тем, когда мистер Фарли говорил с ними, и тем, когда мистер Корнуорти вошел в нее после четырех.

– То есть все говорит за то, что мистер Фарли совершил самоубийство?

Инспектор Барнетт слегка улыбнулся.

– В этом не было бы никаких сомнений, если б не одно маленькое «но».

– И какое же?

– Письмо, написанное вам.

Тут сыщик тоже улыбнулся.

– Я вас понял! Там, где появляется Пуаро, немедленно возникает подозрение в убийстве…

– Вот именно, – сухо подтвердил инспектор. – Хотя после того, как вы прояснили ситуацию…

– Момент, – прервал его детектив и повернулся к миссис Фарли: – Вашего мужа когда-нибудь гипнотизировали?

– Никогда.

– А он изучал гипноз? Интересовался этим вопросом?

– Не думаю. – Женщина покачала головой.

Неожиданно выдержка изменила ей.

– Жуткий сон! Это совершенно необъяснимо! Необъяснимо, что ему каждую ночь снился этот сон, а потом… потом… все это выглядит так, как будто его довели до смерти!

Пуаро вспомнил, как Бенедикт Фарли сказал ему: «Я делаю то, что действительно хочу сделать. Убиваю себя».

– А вам никогда не приходило в голову, что ваш супруг, возможно, испытывает желание покончить с собой? – спросил детектив у вдовы.

– Нет… хотя… иногда он бывал очень странным…

В этот момент раздался ясный и насмешливый голос Джоанны Фарли:

– Папа себя никогда не убил бы. Для этого он слишком любил себя.