Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Деньги на твоем счете появятся к концу недели, – бросаю я. – Перевод уже оформлен.
– Очень хорошо, – отвечает она. – Я скажу, когда придет платеж.
– Пусть это будет на твоей совести.
– А что насчет вашей совести? Даже не представляю, что вы почувствовали, когда Джослин нашла череп. Я прочла об этом в газетах и решила, что леди Холт, должно быть, жутко нервничает. Наверняка вы успокоились, когда я вернулась? А как же! Поняли ведь, что косточки в озере – не мои. Впрочем, для вас это открытие явно стало сюрпризом. Немного смутились, а?
Все сложнее становится себя убеждать, что эта женщина – вовсе не Ханна. Слишком часто я думаю, что она жива. Слишком часто разговариваю с ней так, словно она и в самом деле наша бывшая няня.
– Не стоит надо мной глумиться. Ты не хуже меня знаешь, что нет ни единого доказательства случившегося.
– Неужели?
– Твое слово против моего.
– Ничего подобного. Против вас буду свидетельствовать не только я, но и Александер.
– Что ты пытаешься сказать?
– Когда я дала вашему мужу знать, что выжила, – позаботилась записать наш с ним разговор. Александер совершенно четко рассказал, что произошло в тот вечер, так что доказательства у меня на пленке. Он все помнил, словно грязная история случилась только вчера и будто стремился сбросить груз с плеч.
– Ты лжешь!
Однако откуда в ней такое спокойствие, такая уверенность? Я продолжаю сомневаться, Ханна ли это. Если нет, откуда бы ей знать подробности? В глубине души начинаю верить в правдивость ее слов. Если передо мной все же самозванка, то, должно быть, она очень близко знала нашу бывшую няню. Слишком многое ей известно. Я в полном замешательстве.
– Ты уйдешь, как только получишь деньги! – дрожащим голосом заявляю я.
– Поживем – увидим.
– Я требую, чтобы к концу недели ты оставила мой дом. Терплю тебя ровно до той минуты, как перевод поступит на твой счет, и ни секундой больше.
На ее лице играет горькая жестокая улыбка. Гадкий утенок, который так и не превратился в лебедя. Самый опасный тип противника…
– У меня еще много дел, – говорит она. – Не возражаете, если я ими займусь?
Не могу находиться с ней в одном доме, поэтому выхожу на улицу. Джефф мульчирует розы, и я присоединяюсь к нему, хотя силенок для подобной работы у меня маловато.
Садовник набрасывает компост в клумбы, а я распределяю его маленькими холмиками у каждого стебля.
– Вы промокнете, – через некоторое время предупреждает меня Джефф.
И правда, с неба сыплется холодная мелкая морось. Садовник предлагает мне руку, и мы, взобравшись на скользкий берег, встаем под идеально круглой кроной дуба.
– Божественное дерево, – говорю я, окидывая взглядом могучие переплетенные ветви.
– Ага. Покурить хотите?
Много лет назад, во время беременности, я частенько убегала в сад и выкуривала с Джеффом сигаретку. Разговариваю с ним и вспоминаю своего отца. Старик любил землю, трудолюбиво ее возделывал и тем жил. Курить я бросила больше тридцати пяти лет назад, но теперь, пожалуй, начну снова.
– Почему бы и нет…
Джефф сворачивает нам сигаретки, тщательно укладывая слой табака в трубочки из тонкой папиросной бумаги, и, пригнувшись, защищает их своим телом от моросящего дождя.
Пока мы курим, Ханна выходит в заднюю дверь и энергично вытряхивает ковер.
– Никогда в жизни она не убиралась, – бормочет Джефф. – Всегда была, видите ли, выше этого.
– А ты прав. Я и запамятовала.
Помню, как однажды попросила няню подменить домработницу, так та закатила истерику. Настаивала, что уборка в ее обязанности не входит, поскольку не имеет отношения к уходу за ребенком.
Ханна на минуту застывает с ковриком в руках, рассматривая озеро, затем возвращается в дом. Нас с Джеффом она не замечает.
– Могу я тебя кое о чем попросить, Джефф?
– Да, я слушаю.
– Как ты считаешь, Ханна изменилась? Я имею в виду не возраст.
Он стряхивает с губы крошку табака.
– Ничего существенного я не заметил, но мы ведь с ней особо и не общались. Она меня и тогда недолюбливала, и сейчас вряд ли ко мне воспылает. Может, это и не мое дело, но, по-моему, она неровно дышала к лорду Холту.
Садовник прав, однако я не говорю ни «да», ни «нет». Ни с кем не готова обсуждать эту тему. Интересно, что еще бросилось Джеффу в глаза?
– Руби хотела бы посадить одну розочку своими руками.
– Что ж, сейчас время для посадок самое подходящее. Роза примется, даже если ее просто воткнуть в песок.
– Как думаешь, какой сорт ей понравится?
– На вашем месте я позволил бы ей выбрать самой.
– Да, пожалуй.
С непривычки у меня начинает кружиться голова. Бросив окурок, затаптываю его носком туфельки, и Джефф подбирает его раньше, чем я успеваю нагнуться. Возвращаемся обратно; садовник снова держит меня под руку. Ноги уже промокли – обязательно нужно переодеть колготки, и я поворачиваю к дому. Серые еще час назад парапеты и печные трубы почернели от дождя, словно их облили смолой.
– Леди Холт… – подает голос садовник.
– Да, Джефф?
– В деревне всякое болтают о черепе.
– Кто бы сомневался…
– Сначала шептались, что это якобы кости Ханны, а теперь ходят и разные другие слухи. Я думаю – все вскоре успокоится. Не все прислушиваются к сплетням. Так, на всякий случай, чтобы для вас это не было сюрпризом.
– Спасибо, Джефф.
Забавно, но я и вправду благодарна старому садовнику. Даже не задумывалась, насколько нуждаюсь в верном союзнике.
Джефф вновь принимается за свои грядки, а я направляюсь во внутренний двор. Толкаю дверь черного хода, однако та заперта, и сквозь окошко никого не видно. Обхожу дом вокруг, пробую парадную дверь, однако и она на замке. Машины Ханны во дворе нет; вероятно, уже уехала. Озноб уже начинает пробирать меня до костей, и я, дрожа, нажимаю кнопку звонка. Тишина… Снова бегу в сад, но и Джеффа след простыл. Наверняка садовник ушел домой.
Выбора у меня нет – приходится ждать под навесом крыльца. Ей-богу, чувствую себя бездомной собачонкой.
Детектив Энди Уилтон
Энди пригибается, поднырнув под стебель глицинии, и стучится в дверь коттеджа. Дом большой и весьма живописный, с густым и довольно диким садом. Осенние цветы изо всех